Кошачий переполох, или снова сюрприз
Шрифт:
Мой хозяин занимался с учителями, теперь эти занятия стали носить более серьёзный характер, кроме общеразвивающих наук, парень изучал мастерство рукопашного боя и оттачивал своё владение различными видами оружия. Я же общалась с ним исключительно по вечерам, хотя назвать это общением в прямом смысле сложно. Я-то его понимала, только вот он об этом ничего не знал.
Ник был занят своими делами, а мне оставалось развлекать себя самой. Частенько я пробиралась на кухню, где получала от сердобольных стряпух кусочек какого-нибудь лакомства. И если сначала этим «лакомством» было сырое мясо, то впоследствии на роль вкуснятины претендовали различные засахаренные фрукты и выпечка. Кухарки очень быстро освоились с моими кулинарными пристрастиями.
Мне позволялось разгуливать по всему дому без ограничений, если не считать таковыми закрытые в какую-нибудь комнату двери. Также я могла в любой момент попасть на улицу через специально для меня сделанное отверстие в двери. Родители Ника, герцог Карен Элендвилль и его супруга Ревена, относились ко мне с определённой вежливостью, но никогда не играли со мной и не брали на руки, считая такое поведение недостойным для таких высокопоставленных лиц. А что они причисляют себя именно к таким особам, видно было с первого взгляда: и дорогая одежда, и манера разговаривать, и гордая осанка подтверждали это.
Иногда приезжал Дарес. Жизнь во дворце сделала его более значительным и важным. Морщины разгладились, да и вообще лицо казалось пышущим здоровьем. И только затаённая глубоко в глазах грусть выдавала его душевную печаль. Он выспрашивал у Ника про мою жизнь, брал меня на руки и гладил. По его лицу было видно, что он до сих пор переживает за тот неудавшийся, по его мнению, эксперимент.
Ник радовался встречам с магистром, но ещё большую радость испытывали при виде Дареса родители Николаса. Ещё бы! Работа во дворце – это предел мечтаний многих дворянских семей. Магистра всячески обхаживали, не забывая делать тонкие намёки на возможность содействия в устройстве во дворец сыночка, когда он достигнет положенного возраста. Также родители интересовались и дворцовыми новостями, самыми родовитыми семьями, в которых были дочери, подходящие Нику по возрасту, модой, развлечениями, принятыми в высшем свете. Сами они выезжали редко, отдавая предпочтения общению в кругу семьи и нехитрым развлечениям вроде чтения или игры в карты.
Я жила в этой семье, и казалось, что других изменений уже не будет. Но жизнь постоянно вносит свои коррективы в наши планы и размышления.
В доме всё чаще появлялись гости с дочками на выданье. Николас пока никак не реагировал на желание родителей устроить его семейную жизнь, но определённую тягу к противоположному полу испытывал. Только предметом его юношеских мечтаний становились девушки не из знатных и богатых семей, а встреченные на пьяных пирушках в разного рода тавернах и кабаках. Я прекрасно была осведомлена о проделках молодого повесы, а вот родители, похоже, даже и не догадывались о ночных подвигах своего драгоценного отпрыска. Не знаю почему, но часто Ник со мной делился рассказом о своих похождениях, принимая за благодарного и бессловесного слушателя, не высказывающего ровно никакого неудовольствия по поводу совершаемых поступков.
Однажды вечером я засиделась в зарослях благоухающих розовых кустов, подкарауливая резвящихся невдалеке воробьёв, задремала и не заметила, как ворота закрыли на ночь. Вообще-то я никогда не загуливалась допоздна и стремилась посветлу вернуться в дом. Хоть это и покажется странным, никакого интереса к ночной жизни я не испытывала. Наверное, человеческая натура оказалась сильней в этом вопросе, и коты меня нисколько не интересовали.
Так вот, когда я услышала скрип задвигаемой решётки, то поняла, что уже довольно поздно и надо возвращаться в дом. Не учла я только одного. Вместе с закрытием ворот во двор с цепи спускали здоровенного пса, неопределённой породы, но такого ужасного на вид, что и не всякий человек согласится подойти к нему, чего уж говорить о такой маленькой зверушке, в которую я по воле случая была обращена. Потому я с величайшей опаской затаилась в самой гуще куста и осторожно поглядывала на пса, который с гордой статью хозяина обходил свои дворовые владения. Я даже не думала о том, чтобы пробежать мимо него. Понадеявшись на хорошую маскировку, решила подождать, когда Цербер, а именно так звали сторожа (и я даже понимаю, почему выбрали такое имя), отойдёт как можно дальше от меня. А уж там-то и рвануть со всех ног к крыльцу. Ждать пришлось долго. Я уже устала от неудобной однообразной позы, но выдать себя неосторожным хрустом не желала, поэтому терпела, как могла.
Вскоре я увидела, как через забор перелезает Ник и, пригибаясь, как заправский вор, крадётся к дому. Только вот двигался он как-то странно. С одной стороны, вроде торопился, но с другой – то и дело делал несколько шагов назад, по какой-то немыслимой траектории. Сначала я подумала, что он тоже боится пса и пытается его запутать, но Цербер совершенно не обращал внимания на спятившего хозяина. А потом поняла причину такого странного поведения: Николас был пьян! Кое-как он добрался до окна, с трудом пролез в него и с грохотом рухнул вниз.
Если бы кошки умели хохотать, то сейчас я была бы в приступе настоящего веселья. А так лишь нервно дёрнула хвостом и снова принялась следить за Цербером. А тот подходил всё ближе и ближе. Я даже дыхание старалась задержать, чтобы ненароком не выдать своего присутствия. Но всё было напрасно. Собаке не обязательно было меня видеть, ведь природа наградила сторожей уникальным умением ориентироваться по запаху. И уже через несколько секунд Цербер стоял возле того самого пышного и благоухающего розового куста, где я с нарастающей паникой дожидалась своей участи. А что она будет слишком печальной, я почему-то не сомневалась.
Пёс глухо рычал, когтями скрёб землю, хищно раздувал ноздри, но пока не решался броситься в атаку, видимо, не желая поранить лапы о колючие стебли. Из оскаленной пасти стекала вязкая слюна. У меня было несколько лишних мгновений, чтобы хоть немного успокоить мечущиеся в голове мысли. Я была гораздо крупнее обычных кошек, но это обстоятельство всё равно не спасало меня от здоровенного и злющего пса. Я понимала, временное бездействие окажется слишком непродолжительным. Скоро Церберу надоест дожидаться, когда его дичь сама выйдет к нему, и он попытается добраться до меня. И так, и этак выходило, что ничем хорошим это не кончится, а потому со всей решительностью и самоотверженностью решила дать бой злому демону. Тем более что в открытом бою была возможность добраться когтями до глаз или хотя бы до чувствительного носа. В детстве я много раз наблюдала, как бесстрашно бросаются кошки на защиту своего потомства, а иногда даже выходят победителями в таком противостоянии. Вот и решила, что терять уже нечего, так хоть отомщу перед смертью за свою загубленную жизнь.
С отчаянным визгом и шипением, выгнув хвост и вздыбив шерсть, я прыгнула прямо в морду псу. От неожиданности тот слегка попятился, но, увидев лишь кошку, хоть и здоровенную, снова пошёл в наступление. На задворках сознания мелькнула нелепая мысль, что будь я человеком – вряд ли так храбро вёл бы себя мой преследователь.
– Мяу-у-у-у! И-и-и-и-и-и! Чтоб ты облез!
Не знаю, что именно послужило спусковым крючком обратившегося заклинания – подсознание ли, страх ли, гнев или одержимость, кровь ли, тягучей каплей скатившаяся из пораненного носа и упавшая на землю, а может, всё вместе – только вместо кошки перед псом оказалась на четвереньках нагая разъярённая женщина, дико визжащая и растрёпанная. К людям пёс относился совершенно по-иному, чем к кошкам. Водился за ним такой грешок, что говорить, вот стоило только кому-нибудь из людей чуть погромче на него прикрикнуть или замахнуться, как он, несмотря на свои размеры и внешний вид, сразу терял боевой задор и опасливо отступал с поля боя. А вот встретить перед собой человека с таким голосом и такой аггрессивностью для пса оказалось многовато. Эдакого страха Церберу ещё никогда не случалось видеть, а потому, трусливо поджав хвост, как последняя шавка, подвывая и подвизгивая, он бросился к своей конуре. Подобрав с земли пару камней, валяющихся рядом, я, даже не задумываясь о своих действиях, со всей силой запустила вдогонку своему обидчику. Судя по обиженно взвизгнувшему псу, один из них достиг своей цели.
Я медленно приходила в себя. Избежав, казалось, неминуемой смерти в собачьих когтях и обретя давно забытый человеческий облик, я не могла ничего делать. Так и стояла на коленях, неверяще глядя на свои руки. Затем до меня дошло, что моё тело несколько изменилось с момента моего последнего пребывания в человеческом виде. Во первых, волосы мои сильно отросли и теперь мягким пологом застилали спину и грудь. Грудь?!! Ох, я теперь стала обладательницей сего чуда, как оказалось, даже не маленького... Во-вторых, и сама я значительно вытянулась. Да и подростковой худощавости и нескладности не осталось. Но долго заниматься самолюбованием я не могла. Постепенно до меня стало доходить, что опасность миновала на время, а, кроме того, пришло понимание, что на поднятый мною шум и визг могут сбежаться люди. И что тогда, спрашивается, мне делать? Как объяснить своё появление во дворе да ещё в таком разухабистом виде?