Кошачья карма
Шрифт:
Огонь в очаге почти погас, но он различил, что рядом с его тюфяком кто-то стоит. Женщина — однако не женщина. Всю ее покрывала черная мягкая шерсть, точно у Линь–Линь, но телом напоминала она Месонь. Женщина–кошка легла к Чаню на тюфяк, а он, хоть и подумав, что нужно бы испугаться, почувствовал себя с этим существом
Она изогнула спину, прижавшись к нему мохнатой полной грудью. Чань повернулся и взял ее груди в ладони, перебирая теплый мех. Она перевернулась на живот и вытянулась, а он пробежал пальцами по ее спине. Когда она разогнула руки, Чань увидел, как блеснули когти — дюймов двух в длину и острые, точно кинжалы. Но он не встревожился. Он гладил ее пушистую спину, хвост, а тот вздрагивал от его прикосновений.
В отсветах умиравшего очага он видел, что глаза у существа — глубокие и зеленые, как у его жены Месонь. Только длинных волос не было. На голове торчали треугольные уши. Чань почесал женщину–кошку за ушами — так же когда-то он ласкал Линь–Линь, — и та прижалась к нему всем телом, согревая его своим мехом. Потом она снова встала, подняла его, точно он был совсем маленьким ребенком, и поставила на колени. Затем опустилась на четвереньки, повернулась к нему спиной и задрала хвост, глядя на него через плечо зелеными глазами, в которых плясали отсветы угольков. Чань схватился руками за ее туловище, за эту шерсть и вошел в нее. Женщина–кошка протяжно взвыла от наслаждения. Он двигался, а она мурлыкала, и Чань ощутил, как сквозь все его тело пробегает глубокая дрожь и замирает где-то в груди. Ее когти рвали тюфяк, она уже не могла сдержаться и вскрикнула пронзительно и высоко. В этот миг и Чань дал себе волю. Уснул он, уткнувшись лицом в мягкий мех ее груди.
Чань
Когда он шел по просыпающейся деревне, его остановил один рыбак:
— Чань, ты слыхал? Нет, ты слыхал или нет?
— Что слыхал? — спросил Чань.
— Сегодня утром торговца рыбой нашли мертвым. Его разорвал на куски какой-то зверь. Наверное, тигр.
— Карма, — только и вымолвил Чань, едва улыбнувшись. И вывел свою маленькую лодочку в море.
С того дня Чань рано утром снова выходил в море, а поздно вечером возвращался. Флот Старого Квока остался у него, и он разбогател, но продолжал работать так же усердно, как и прежде. Другую жену он брать себе не стал, и односельчане снова начали поговаривать о его странностях, ибо вовсе не казалось, что он одинок. И по–прежнему самую лучшую часть улова он уносил домой — столько рыбы, что хватило бы прокормить целую семью. Односельчане были уверены, что Чань завел себе новую кошку, а может, и несколько: каждую ночь из его хижины доносились протяжные кошачьи вопли. Люди останавливались и в изумлении прислушивались — иногда казалось, что это кричит женщина.