Кошечка в сапожках (сборник)
Шрифт:
— Для этого будешь звонить ей домой?
— Придется, — вздохнул Уоррен.
— Ну ладно, черт с тобой, я перезвоню.
Он перезвонил через десять минут.
— Ее номер 381–3645, — сообщил он.
— Ах ты черт, — воскликнул Уоррен.
— Да, — сказал Олстон. — Что-нибудь не так?
— Три, а не два.
— Я тебя сразу раскусил, Чамберс, надеюсь, ты понимаешь, что я не занимаюсь сводничеством.
— Очень тебе благодарен.
— Само собой.
— Я этого не забуду. Большое спасибо, Ник, я очень тебе обязан.
— А ты помнишь моего приятеля? — спросил вдруг Олстон. — Чарли Маклина? Помнишь, мы с ним следили за домом?
— Да,
— Знаешь, мне так его не хватает, — вздохнул Олстон.
Они помолчали.
— Давай-ка выпьем как-нибудь пива, — предложил Уоррен.
— Давай, — согласился Олстон.
Говорить было не о чем.
— Я тебе перезвоню, — сказал Уоррен. — Спасибо тебе.
— Да ладно, — ответил Олстон и повесил трубку.
Уоррен положил трубку и прикинул, не поздно ли звонить Фионе — было тридцать пять минут десятого. Пока он размышлял, зазвонил телефон. Он поднял трубку.
— Алло!
— Уоррен?
— Да.
— Привет, это Фиона Джилл.
Пляжи Калузы меняются в зависимости от времени года. В мае ослепительно белый песок лежит широкой полосой, а в ноябре узкая лента пляжа покрывается ракушками, водорослями и деревянными обломками. Ураганы наводили страх на жителей не только в силу возможного ущерба городу и окрестностям, но и из-за боязни потерять драгоценное прибрежье Мексиканского залива. В районе Калузы было пять островов, но только три из них тянулись вдоль берега, с севера на юг — Стоун-Крэб, Сабал и Уиспер. Два других — Фламинго и Люси — напоминали внушительную гряду камней, пересекающую залив и упирающуюся одним концом в материк, а другим — в Сабал и Стоун-Крэб. Самый большой урон по осени неистовые штормы наносили Стоун-Крэбу, наиболее уязвимому из них.
Десятилетия разгула воды и ветра разорили и смыли некогда великолепные пляжи Стоун-Крэба. Узкая отмель была стиснута с двух сторон бухтой и Мексиканским заливом, войти в нее можно было лишь на шлюпке. За всю историю побережья Бог оказался милостив только к пляжу Сабал, сохранив его в целостности. С недавнего времени этот пляж был отдан нудистам, в результате чего строгим офицерам полиции Калузы приходилось на многое смотреть сквозь пальцы.
Но вольности дозволялись не всем.
Женщины на пляже Сабал могли загорать и купаться без верхней части купальника. Но стоило хоть кому-нибудь даже на мгновение обнажить гениталии, как словно из-под земли возникала голубая полицейская машина и страж закона в полной амуниции гордо дефилировал по песку, опустив голову ниже плеч, изучая береговую полосу, и хватал нарушителя общественного порядка на основании указа, принятого еще в 1913 году, до обретения Калузой статуса города.
На вечернем шоссе, ведущем к пляжу, старый «бьюик» Уоррена был единственной машиной. До основной стоянки было далековато, там, около большой беседки, тусовалась местная молодежь, совершая свои немыслимые племенные обряды. Где-то в стороне звучала акустическая гитара. Тихая мелодия неспешно лилась по округе. Природа, казалось, оцепенела. Уоррен нервничал.
Подобное волнение он ощутил как-то в Сент-Луисе, когда ему с четырьмя товарищами пришлось выбивать с крыши снайпера, тогда они, облаченные в бронежилеты, снесли пожарную дверь и оказались под шквалом огня. Животный страх охватил Уоррена. Навстречу им поднялся совершенно безумный человек. Волосы его вздыбились на макушке, он походил на разбушевавшегося идиота. Но глаза у него были небесно-голубые, пустые глаза, которые блестели на солнце. Страшнее существа в человеческом облике ему тогда видеть не случалось. С тех пор разные типы встречались на его пути, он осознал, что мир перенаселен безумцами, от одного вида которых кровь стынет в жилах. Но случись ему определять ужас, он сразу вспомнил бы того голубоглазого идиота, который поливал огнем залитую солнцем крышу.
Сейчас он не был напуган, просто нервничал.
Потому что…
Ну, в общем…
Фиона извинилась за поздний звонок, сообщила, что ей приятно было с ним познакомиться, и посетовала на невыносимую духоту.
— Я даже не припомню такой жары.
— Я тоже, — согласился Уоррен.
— За два дня ни капли дождя, — усмехнулась она. — Не иначе как русские нашкодили.
— Наверное.
Он не мог понять, зачем она позвонила.
— Хорошо бы в такую ночь искупаться, у вас случайно нет бассейна? — наконец решилась она.
Уоррен не стал скрывать, что живет в однокомнатной квартире на втором этаже в районе Гибикуса без бассейна. Она посетовала на отсутствие в их жилищах бассейна, как славно было бы в такую чудную ночь выкупаться, правда, уже поздновато…
— Да нет, совсем не поздно, — возразил он, взглянув на часы. — Всего лишь двадцать минут десятого.
— Вот бы поплавать при лунном свете, — мечтательно произнесла она.
— Да, неплохо бы, — согласился он.
— Вы тоже так считаете? — поинтересовалась она.
Они помолчали.
Точно так же сегодня днем в офисе Налоговой комиссии шанс витал в воздухе, но его не использовали…
— У меня есть предложение, — собралась с духом Фиона. Уоррену даже в голову прийти не могло, сколько мужества ей для этого понадобилось. — Я подумала, что, может быть, вы заедете за мной…
— Да, — с ходу согласился он.
— Захватите меня…
— Да, конечно, — сказал он.
— И мы поедем на Сабал.
Сабал, мелькнуло у него в голове.
Сердце заколотилось в груди, и взмокли ладони.
Фиона могла предложить любой другой пляж для купания при лунном свете — благо луны хватало на всех, — но она предложила Сабал. Единственный нудистский пляж на побережье.
На ней были сандалии и спортивный костюм на «молнии». Пока Уоррен закрывал машину, она сняла обувь и держала сандалии в руках за ремешки. Он был в джинсах, хлопчатобумажной спортивной куртке и мокасинах на босу ногу. Он подошел к багажнику, открыл его и вынул оттуда полотенца, одеяло и флягу с охлаждением. Во фляге он поставил на лед бутылку из-под апельсинового сока с мартини и банку с деревенским паштетом, которую успел купить во французском магазине на Гайнез-стрит. Он вынул из багажника еще и коробку печенья, бумажные тарелки, пластмассовые стаканчики и кольт 38-го калибра.
— Помочь тебе? — вызвалась Фиона.
— Возьми, пожалуйста, полотенца, если не трудно.
— Конечно, — сказала она. — Давай я захвачу одеяло.
— Нет, не надо, — возразил он и протянул ей полотенца. Захлопнув багажник, он, казалось, впервые внимательно посмотрел на номер машины: ДТЮ 89Р.
Три буквы, две цифры и еще буква. Так она сказала.
Он на минуту опустил флягу на землю, сбросил мокасины и перекинул одеяло через плечо. Флягу он пристроил на другом плече и пошел вслед за Фионой по пляжу. Было время прилива. Ни ветерка, волны тихо бились о берег и ворча отступали. Метрах в трех от воды они расстелили на сером песке одеяло. Уоррен окинул взором безлюдный пляж.