Кошка в сапожках и маркиз Людоед
Шрифт:
– Здесь был милорд Огрест? – суетливо спросил круглолицый, близоруко щурясь. – Мне показалось, я слышал его голос…
– Он ушёл, господин Камбер, - прогудел извозчик.
– Ушёл? Какая жалость, – забормотал круглолицый господин Камбер, разглядывая меня. – Я не успел засвидетельствовать почтение… А вы кто, барышня? Вы ко мне?
– К вам, если вы – мэр, - подтвердила я. – Откройте двери пошире, пожалуйста. Я замёрзла и хочу поскорее в тепло.
– Да, прошу вас, - засуетился господин Камбер, гостеприимно предлагая мне войти. –
Я очутилась в комнате, где было жарко натоплено, и сразу полюбила весь мир ещё больше.
– Моё имя – Кэтрин Ботэ, - сказала я, проходя к камину. – Вот мои документы, - я сняла перчатки, достала паспорт и подорожную.
– Э-э… позвольте? – мэр взял и то, и другое, а потом принялся искать очки на столе.
Они лежали возле чернильницы, но господин Камбер никак не мог их найти.
– Возле чернильницы, - подсказала я, и он взглянул на меня с благодарностью.
– Постоянно теряются, эти стекляшки, - сказал он извиняющимся тоном и принялся изучать мой паспорт. – Ботэ? – переспросил он, взглянув на меня поверх очков. – Вы не родственница виконтессе де Ботэ?
Разумеется, я не была родственницей знатному семейству Ботэ. У моего отца не было даже фамилии. Это такая ненужная роскошь – фамилия для мельника. Но по совету госпожи Флёри (которая в своё время поступила точно так же) я взяла себе звучную фамилию – Ботэ. Это означало «красота». Я посчитала, что такая фамилия как нельзя лучше подойдёт хозяйке ресторации «У прекрасной Кэт».
На вопрос мэра я привычно и очень уклончиво ответила:
– Наши семьи давно не общаются, месье. А с виконтессой я даже не знакома.
– Ах, понимаю, понимаю, - забормотал господин Камбер.
Что он там себе понял – это было его дело. И ему совсем не надо было знать, что мой дед когда-то работал у настоящих Ботэ конюхом, заработал денег и стал мельником, после чего «наши семьи долго не общались». Сомневаюсь, что кто-то из Ботэ не то что помнил, но даже подозревал о нашем существовании.
– Разрешите предложить вам чай? кофе?
– теперь мэр был – сама предупредительность.
– Благодарю, вы очень любезны, но не нужно, - важно отказалась я.
– С какой целью вы к нам приехали, леди?
Руки у него заметно дрожали, когда он ставил в мою подорожную штамп о прибытии в Шантель-де-нэж.
– Не называйте меня леди, месье, - сказала я, немного кокетничая. – Моя семья переживает сейчас не самые лучшие времена, как все честные люди. Я закончила пансион госпожи Флёри, что в столице, и теперь работаю гувернанткой.
– Гувернанткой? – разочарованно протянул господин Ксавье, заодно ставя печать и на стол.
– Предпочитаю зарабатывать на жизнь честным трудом, - сказала я серьезно. – Меня рекомендовали госпоже Броссар, и она любезно предоставила мне место гувернантки у её маленькой подопечной.
– Ах, вот как… - мэр опять услужливо засуетился. – Что ж, это – доброе дело. Приветствую вас в нашем славном городе, леди… барышня! Люди у нас хорошие, сердечные, жизнь – простая и размеренная, смею надеяться, вам понравится жить здесь.
– И я очень надеюсь на это, - сказала я торжественно, забирая у него документы, потому что он опасно помахивал ими перед зажжёнными свечами. – Осмелюсь спросить вас, месье…
– А почему вы говорите – месье? – оживился он. – Вы – иностранка?
– Некоторое время жила там, - сказала я с нарочито безразличным видом.
Вторая заповедь госпожи Флёри после «притворяйся аристократкой» была «притворяйся, что приехала из-за границы».
– Ах, что вы… - с придыханием произнёс мэр. – И как там…
– Разрешите, я спрошу, - строго прервала я его, и он с готовностью закивал головой. – Месье извозчик сказал, что с нами разговаривал?..
– Милорд Огрест, - подсказал господин Камбер. – Господин маркграф Огрест. Все эти земли и три ближайших города принадлежат его семье уже пятое поколенье.
– Огрест? Но месье извозчик назвал его лордом Огром?
– Прошу вас!.. – голос у мэра сорвался, и он даже оглянулся, будто кто-то мог нас подслушать. – Не называйте так его сиятельство! Он придёт в ярость, если услышит!
– О, так это – нелепое прозвище? – я чуть не хихикнула, потому что при встрече милорд Огрест показался мне довольно привлекательным мужчиной - ничего общего с бородавчатым людоедом из болота. Но всё же я очень серьёзно поблагодарила мэра: – Хорошо, что вы предупредили меня, месье. Так я избавлена от страшной ошибки. Только почему маркиз Огрест не любит, когда смеются? – поддерживая свою легенду об аристократке-иностранке, я назвала маркграфа на заграничный манер – маркизом.
Вот яркий пример, что иностранное произношение всегда в выигрыше – кажется, что маркиз Людоед звучит изящнее, чем лорд Огр. Если только подобное прозвище можно посчитать изящным.
– Очень печальная история, очень, - господин Камбер состроил грустную физиономию, и это выглядело почти комично. – Брат и невестка милорда Огреста умерли, он в трауре, очень тяжело переживает эту утрату, а мы уважаем его горе и не смеем нарушать его, тем более – смехом.
– Какое несчастье… - сказала я абсолютно искренне, и мне стало совестно, что я заливалась там, на крылечке.
А ведь сама только-только сняла траур по отцу.
– Ваша маленькая подопечная – Марлен Огрест, - продолжал мэр. – Племянница милорда маркграфа.
– Это её родители умерли? – догадалась я.
– Да, речь о ней, - скорбно подтвердил мэр.
– Тогда я, наверное, не вовремя, - сказала я с тревогой. – Вряд ли девочке до учёбы после такой трагедии. А что случилось? Несчастный случай? Болезнь?
– Несчастный случай. Но вам не надо об этом волноваться, - успокоил меня мэр. – Это произошло семь лет назад. Барышня Марлен вряд ли помнит родителей.