Кошки ходят поперек
Шрифт:
– Не, – покачала головой Лара. – На сегодня у нас другая программа. Надо кое-что решить... Некоторые вопросы...
– Какие? – спросил я.
– Собирайся, – велела Лара.
– Слушай, Лар, а когда мы двинем... ну туда?
– Скоро. На днях. А пока собирайся. Как отец? Что сказал?
– Ничего не сказал. Терпит. Несет свой крест.
Я покорно принялся одеваться. Долго завязывал кроссовки, натягивал куртку, не спешил. Потом мы спустились вниз – сегодня я лежал не в трубе. Лара уверенно прошла на кухню,
Потом спросила:
– Кто там еще был?
Я пожал плечами.
– Зря молчишь, – сказала Лара. – Мне Вера все рассказала. Она молодец...
– И что? – спросил я. – Молчу, не молчу, какая разница-то...
– Разница очень большая. Я тебя подожду на улице, выходи. Надо поскорее. Уже почти пять часов.
– Сколько? – не поверил я.
– Пять. Спишь весь день, как покойник...
– Что ты хочешь?
Лара поставила сок в холодильник, закрыла дверцу.
– Вера рассказала мне, где они собираются. Я хочу с ним поговорить. Мопед у тебя в гараже?
Я кивнул.
Мы прошли в гараж. Лара уверенно заняла место за рулем.
– Ты ездить-то...
Лара кивнула.
Водила она здорово. Лучше, чем я. Мы пролетели через город, минут за пятнадцать пролетели, совсем быстро, остановились рядом с большим ангаром. Спортзал.
Половину ангара занимала секция греко-римской борьбы, вторую половину атлетический клуб «Мастодонт». Чепрятков занимался в «Мастодонте».
– Лара. – Я попробовал взять ее за руку. – Может, все-таки...
– А не надо стыдиться, – сказала Лара. – Не надо. Это им надо стыдиться, а не нам... По-другому нельзя, я-то знаю. Надо учить. Я знаю.
Она пнула дверь, и мы вошли внутрь. Она вошла первой.
Внутри пахло теплым железом, меня слегка замутило – вчера в котельной тоже пахло железом, в человеке полно железа, и воды еще полно. Еще пахло потом и свежим деревом от пола. На ковре вяло ворочались несколько грузных, будто из свинца отлитых борцов, качков же наблюдалось немного, человек пять. Чепрятков тоже был. Сидел на скамеечке, качал трицепс узким хватом. Размеренно, как хорошо отлаженный гидроподъемник, разве что сервомоторы не хрумкали. В синей майке.
Лара сняла очки и протянула мне.
Я первый раз увидел ее глаза. Они были совершенно дикого цвета. То ли цвета неба бабьим летом, то ли зеленые, то ли фиолетовые, набравшиеся от очков, не поймешь. Таких я никогда не видел. Жутко красивые, будто подсвеченные слегка изнутри неоновыми лампочками. Только вот вокруг покрасневшие. Такие бывают, если люди долго не спят или телик долго смотрят.
Лара направилась к Чепряткову. Чепрятков весело бросил штангу, поднялся со скамьи, вытер ладони о майку. Широко улыбнулся. Шире, чем мастодонт на его майке. Остальные качки на нас никакого внимания не обратили, качки были людьми сосредоточенными.
– О! – радостно сказал Чепрятков. – Я читаю твои намерения в глазах! Сейчас свершится страшная месть! Злобный мститель Кокос взял на подкрепление свою стуканутую недорыжую подружку! Сейчас прольется чья-то кровь!
Лара подошла ближе.
– Мне нравятся такие девчонки, как ты, – сказал Чепрятков. – Наглые, не трусливые ничуть. Тощие такие, хы-хы... Бросай этого червя, а? Будем дружиться.
– Будем, – сказала Лара.
Задумчиво наклонила голову, затем треснула Чепряткова по уху. Несильно. Хлоп.
– Ого, – сказал кто-то из качков.
Удивленно брякнуло железо.
– Ты чего?! – крикнул Чепрятков. – Одурела совсем, медуза?!
И еще кое-что сказал. Нехорошее.
И выбросил вперед руку. Он не ударил, нет, скорее это был просто толчок. Но кулак Чепрятков свернуть успел.
Лара не увернулась.
Кулак ткнулся в скулу. Лара не устояла, упала на резиновые полосы. Я рванулся, но два борца цапнули меня, заломили руки. Здоровые, как тракторы, вдавили меня в деревянный помост. Прямо зубами в доски, а сверху чуть ли не уселись на меня, твари.
Зубы крошились, я ничего не видел, потому что весь ушел в эти зубы, дрыгался, мычал, пытаясь освободиться. Это было очень мучительно, я чувствовал, как зубы постепенно выламываются из десен. Самое поганое в этом было то, что я чувствовал – борцы делают это совершенно не специально, просто не рассчитывают силы. Не со зла. Они могли и шею мне сломать просто так. Тоже не со зла.
Потом меня вдруг отпустили. Я вскочил на ноги, хотел кинуться на этих кретинов, но они стояли, как деревяшки. И смотрели. И я тоже стал смотреть. На это стоило посмотреть.
Чепрятков... Он уже не стоял. Мне показалось, он не мог уже стоять, он влез рукой в шведскую стенку и висел на этой руке. Второй рукой он пытался все-таки как-то отбиваться, выставлял ее перед собой, зря только.
Лара била.
Даже не била, а...
Я не знаю, как это можно было описать. Лара стояла, наверное, в метре от Чепряткова, может, чуть дальше. Я не видел, как она двигалась, как наносила удары. Я видел только, как дергался Чепрятков, дергался, с хрустом стукаясь затылком о стену. Как тряпка. Будто с ним сделался приступ трясучки какой-то...
Потом Лара отступила. Чепрятков еще немножко постоял. Шагнул вперед, упал. Пополз к выходу. Тихо было, слышно, как вода по трубам течет, булькает в батареях.
Лара медленно шагала за ним, я видел ее глаза. Зрачки, расширенные зрачки, совсем как тогда...
Никто не пытался ее остановить. Ни качки, ни борцы, ни высунувшийся тренер. Чепрятков попытался встать. Лара пнула его. В подбородок. Носком ботинка. Жестко, даже жестоко. Чепрятков не встал.
– На спину, – велела Лара. – Быстро.