Кошки ходят поперек
Шрифт:
И его теперь вылечат.
Подумал я и отступил через подсобку. Сразу за магазином начинались дрова, я прекрасно в них отсиделся. И видел. Как из новенькой машинки «Скорой помощи» выскочили три санитара в синей форме и доктор, как направились они к лавке. У санитаров наручики, у доктора шприц.
– В торговом зале они! – сообщил охранник. – Только осторожно.
Санитары проникли в «Гипермаг», и тут же один из них вылетел в окно. Видимо, Гобзиков снова вступил на тропу беснования и буйствования. Но санитары оказались ребята бывалые, Гобзиков был скручен, уколот шприцем и препровожден в машину. Смеяться он не перестал.
Лары я не видел, она будто провалилась. Но Лару я собирался искать потом, сначала надо было решить вопросы Гобзикова. Выследить, куда его отвезли, оказалось несложно. Я зафрахтовал парня на ржавом мотоцикле, в таких селах всегда до фига парней на ржавых мотоциклах, за пятьсот рублей ржавый мотоциклист отвез меня куда нужно и снабдил информацией.
Информация была такая.
Возле села Клопова все время что-то происходило. То начинали пропадать овцы и козы, то неожиданно проливались дожди из ящериц, то необычные желтые гусеницы пожирали огуречные поляны, то кто-то дурить начинал отчаянно, то фольклорная экспедиция терялась в трех соснах, и ее не могли найти даже с вертолета. Короче, всякая мутотень приключалась достаточно регулярно, регулярно сюда прибывали функционеры уфологических организаций и снимали документальные фильмы, бродили по полям с приборами, тоже терялись, дрались, вели научные диспуты.
Поэтому ребята из Кириллова – санатория для душевнобольных, были частыми гостями села Клопова. Бежали сюда регулярно, да и чуть ли не каждый десятый клоповский житель умудрился почаевничать в гостеприимном желтом доме.
Ржавый мотоциклист подвез меня почти до стены Кириллова. За дополнительную плату в двести рублей ржавый мотоциклист снабдил меня старым плащом, я залез на забор, спрыгнул на задний двор и почти сразу попался санитарам.
Санитары были пьяны. В копыто пьяны, это было заметно по тому, как они держались. Чересчур прямо, чересчур по инструкции. Это были даже не санитары, это были идеи санитаров, отлитые в чистую голубую форму.
Только что пьяные.
И смотрели как тигры – насквозь. Это когда человек смотрит не в твои глаза, а в точку за твоим затылком. Будто это ты находишься в трех метрах за собственной головой. Очень раздражает. Причем оба санитара смотрели синхронно, что, безусловно, требовало определенной тренировки или, на худой случай, единения духа.
– Не балуй, – не в тему сказал санитар. – Сегодня гулять нельзя.
Я продолжал передвижение наискосок двора. Ориентиром на пронзенный молнией скелет и надпись «Не влезай – убьет».
– Погоди, – сказали санитары. – А то стрелять будем.
И они засмеялись. Не так, как Гобзиков, но тоже мощно, так, что я даже покачнулся от тяжкого кислого духа, ударившего мне в спину.
Я остановился. От пьяных санитаров можно было ожидать чего угодно. А вдруг их тут вооружают револьверами системы «наган»? Для отстреливания психов пластиковыми пулями.
Во крапива...
Я медленно повернулся и сказал:
– Я не здешний вообще-то, просто вышел погулять...
– Не шути, – сказал санитар, – шутить у нас нельзя.
– Колчеданов! – замогильным голосом произнес другой. – Он не дремлет!
– Я не здешний, – повторил я, – вы ошиблись, я человека навестить пришел. – И добавил тупое: – Дяденьки... Отпустите меня, а?
Санитары засмеялись и направились ко мне. Ну да, с распростертыми объятиями.
Глава 19 Прокрустова раскладушка
– Совсем дело туго, – сказал старший врач и поднес ко рту стальной хирургический пинцет, в котором дымились сразу две сигареты. Такого я раньше не видел.
– Чего так? – спросил другой и закурил одну, но жестокую, без фильтра, без мундштука. Но тоже пинцетом.
– Опять смехотун. В детское отделение привезли.
– Смехотун?!
– Угу. – Старший с удовольствием затянулся. – Надо что-то делать... Знаешь, у меня своя определенная теория...
Я подвинулся поближе. Как мог, конечно, подвинулся. И уши растопырил как мог. О прутья решетки. Видно было еще кое-как, слышно не очень, но слышно.
– Что-то в последнее время чаще стали с катушек соскакивать. – Старший поежился. – Раньше все-таки как-то взрослые больше, а сейчас дети. Дети сходят с ума, теряют память, смехотун нападает... Ты чего-нибудь про цеплял слышал?
– Не...
– Новое. Потом расскажу, я уже наброски к статье сделал. Интересно. Говорят, на Западе количество детских психологов превысило количество психологов для взрослых. Это показатель. И вообще, бразильский синдром...
– Мир шизеет – и детки шизеют, – вздохнул другой. – У меня сын тоже... ну сам же видел...
– Да нормальный у тебя пацан. Подумаешь, музыку любит, что тут такого?
– Все с этого начинают. Музыку любят... Сначала эти ихние «Бомбардировщики», потом деньги крадут, потом из дома убегают...
– Да никуда твой не побежит, поверь мне. Закончит школу, в мед поступит, будет...
– Как я. – Нестарший врач вздохнул.
– Ну, тебе не угодить...
Они принялись курить усиленно, курили, курили, курили, стучали пинцетами по зубам, потом нестарший спросил:
– Сообщил? Насчет смеха?
– А куда деваться... – Старший развел руками, в воздухе нарисовался двойной дымный след. – Прибудут, сказали...
– Кто они такие-то? – Тот, что с одной сигаретой, огляделся. – Я что-то не пойму. Спецслужбы? Или нет? В третий раз прилетают...
– Кто они такие, лучше не знать. – Старший освободил окурки из пинцета, затушил их друг о друга. – Меньше знаешь – лучше стул. Пойдем, скоро ужин. Сытнее ужин – лучше стул, хы-хы-хы...
Они ссутулились и вместе вошли в здание.
Я сполз на койку, койка прогнулась почти до пола. Койке было лет, наверное, сто, может, больше даже. Судя по обшарпанности. Тут все вообще было обшарпанное. Кровати, стены, пол, унитаз, раковина. Только трубы новые, пластиковые. С красной и синей полоской. И места немного, чуть шире размаха рук.