Кошки-мышки

Нестерова Наталья Владимировна

Ответом был срежет в шахте лифта, сомкнувшего дверцы и поехавшего вниз.

Искать смысл в том, что произнес Максим, мне было недосуг. Кровиночка моя, сыночек, Гошенька, ненаглядный, драгоценный — уезжает…

Вернулась в пустую квартиру, с разбросанными вещами, со следами поспешных сборов. Тихо, безлюдно, изо всех углов — тоска.

Расставание с Гошкой для меня сродни бескровной ампутации. Мою голову или сердце отрезали и увезли. Как прикажете существовать без головы или сердца?

Умом-то понимаю:

сыну будет очень хорошо с моей мамой на юге или с другой бабушкой и единственным дедушкой на даче. Наберется сил, витаминов, солнца, воздуха. За ним будут смотреть родные, которые на постоянной телефонной связи со мной. И все-таки меня корежит. Ампутация хоть бескровная, но болезненная. Мне становится себя жалко до слез, которые бегут сначала маленькими ручейками, потом бурными.

Обычно меня приводит в чувство Максим. Сидит рядом на диване, обнимает, слушает мой бред. Терпения у него хватает минут на пятнадцать.

Потом говорит:

— Так рыдаешь, словно сына потеряли, а не к бабушке он уехал.

— Типун тебе на язык! — возмущаюсь я, и слезы быстро просыхают. — Не могу жить без маленького! Совсем не могу.

— Старайся. У тебя, кстати, еще муж имеется. И он придумал занятие, которое при Гошке невозможно. Впрочем, занятие старое, но кое-какие новые нюансы сейчас осуществим… Сколько застежек! Это платье не из коллекции одежды для монастырей? Или для защиты от маньяков? Пока насильник разберется с крючками и кнопками, пыл улетучится. Не хихикай, помогай.

Рыдать в отсутствие мужа не хотелось. Я не актриса, чтобы репетировать. Вернется Максим, тогда и выступлю. Пока надо убрать в квартире и приготовить ужин.

Через некоторое время я позвонила Максиму:

— Как Гошка себя ведет? Дорожная обстановка?

— Гошка ведет себя отлично. Трафик терпимый.

— Что хочешь на ужин: рыбу или мясо?

Муж помолчал немного, а потом спросил:

— Как у тебя с памятью? Забыла вчерашний разговор?

— Да… но…

— Из аэропорта, после регистрации, позвоним.

И отключился.

Я тут же набрала его снова — «недоступен».

До глубокой ночи безуспешно терзала телефон — Макс был недоступен.

О благополучной посадке в самолет мне сообщила свекровь.

— Не знаете, куда поехал Максим? — закинула я удочку.

— Разве не домой? — удивилась она.

— Да, конечно, пробки на дорогах, а телефон у него, наверное, разрядился.

О том, что телефон можно зарядить в машине, свекровь могла и не знать.

И все-таки паника тогда меня не охватила. Я упорно отодвигала от себя мысль о том, что муж ушел всерьез и навсегда.

Так мамина коллега, когда ей онкологи сказали: «Родинка у вас на животе плохая, злокачественная» — не поверила. И твердила: «У меня эта родинка с детства». В итоге операцию не сделали, женщина умерла от меланомы.

Если уж совсем откровенно, то, укладываясь в осиротевшую супружескую постель, я думала не о Максиме, все решала, как мне быть с Назаром.

Утром меня разбудил не будильник, а звонок в дверь. За порогом стояла тетя Даша из Питера. Вот уж кого мне сейчас не хватало! Впрочем, ее всегда хватало через край. Могла бы останавливаться у своего брата, моего свекра. Нет! Тете Даше нравилось у нас гостить. Мол, в семье племянника она заряжается молодой энергией. А то, что высасывала из нас эту энергию киловаттами, оставалось за скобками.

— Здравствуй, милая! — расцеловала меня тетя Даша. — Поезд рано прибывал, не стала вас просить встретить.

«Спасибо хоть на этом», — подумала я и пригласила ее завтракать.

На вопрос, где Гошка, Максим, мне отвечать не пришлось.

— Гошка укатил с дедом и бабкой в Испанию, Максим в командировке, — высказала осведомленность тебя Даша.

И принялась талдычить о своих делах. В целом, они сводились к затяжной склоке с жэком по поводу начисления квартплаты и отношений с Виктором Петровичем. С тем самым, с которым дернула меня нелегкая тетю Дашу познакомить. Теперь будет на свидания в Москву мотаться.

Похоже, бухгалтеров в жэке тетушка затерроризировала, и они ошибались постоянно. Так случается: где более всего страшишься прокола, он обязательно произойдет.

— Насчитали мне в октябре расход горячей воды шестьдесят три кубометра. Представляешь? — Тетя жевала бутерброды и рассказывала. — Прихожу к ним, сую в нос жировку — это по-старому, теперь счет называется. У меня говорю, солдатского полка на постое не было, чтобы круглыми сутками мылись, и бассейна в квартире не имеется, как на третьем этаже у Ваньки. Рос мальчишка, я его с пеленок знаю, бандит бандитом, а сейчас на катафалках разъезжает.

— На чем? — поразилась я.

— Машины у него — точно покойников перевозить. И еще с охраной. Но охрана, — признала тетушка, — не лишняя. Отогнали от подъезда шпану. Ванькин бассейн, гарантию даю, рухнет на голову Вере Семеновне со второго этажа. Поплывет она со своим кошками. Зачем, сколько раз ей говорила, тебе пять кошек? Лучше бы внуков нянчила…

Тетю Дашу относило в сторону, но после лирических отступлений возвращало к главной теме — про жэковских идиотов.

Слушала я вполуха, большую часть монолога пропустила. Включила внимание, только когда речь зашла о Викторе Петровиче.

— У нас не такие большие пенсии, чтобы просаживать их на междугородних разговорах. Подсказали мне: купи карточку, по ней в двадцать раз дешевле. Я купила, шифр… нет, код… правильно? Ну как на лотереях аферистов прежде было: зачистите монеткой, выиграйте автомобиль…

— Да, пин-код.

— Зачистила. А там инструкции меленько-меленько написаны, в лупу не вижу, не то что через очки плюс четыре. Как в песне про ботик.

— Какой ботик?

— Была такая песня, славная, но несколько нецензурных слов, которые потом на «что ж вы» заменили.