Кошки-мышки
Шрифт:
Приторный запах духов, к которому невозможно привыкнуть, стройное тело, красивая грудь, жаркие поцелуи – привычная программа. За пару недель Цезарь успел изучить каждую родинку на этой нежной коже, каждое, словно заученное, движение и каждый звук. Он считает до десяти, и она тихо вздыхает первый раз. Несколько ритмичных движений – протяжный стон. Его руки накрывают ее грудь – широко распахнутые глаза. Он сжимает бедра в пальцах – она картинно облизывает губы языком. Укоряет темп – громкие вскрики и бессвязные, повторяющиеся до буквы, просьбы продолжать.
Дейзи цены бы не было на футбольном поле. Мартинес
– Мой такой странный, он каждый раз после этого просто лежит и смеется, - говорила бы блондинка подругам, если бы они у нее имелись.
Девушке даже в голову не приходит, что смеется он над ней. Над ее единожды заученной и ни разу не сбившейся программой. У Дейзи под матрасом лежит книга о том, какой должна быть женщина в постели. Читать и понимать прочитанное она, судя по всему, умеет. И только.
Дейзи мягко поднимается на ноги и модельной походной – совершенно обнаженная - шагает на кухню, даже не оглядываясь. Уверена, Мартинес смотрит восхищенным взглядом вслед: стройные ноги, тонкая талия, ровная спина, копна белокурых волос. Он всегда любил блондинок. Что-то в них было такое - наивно-вульгарное. Заставляющее хотеть и владеть. Его бывшая жена тоже была светловолосой. Стервой.
– Я приготовить ничего интересного не успела… - слышится виноватый голос из кухни, заставляющий мужчину насмешливо ухмыльнуться.
Говорила бы уже честно, что не смогла. Готовить она вообще не умеет. Хорошо, что и не особенно стремится. Единственное, почему Мартинес едва не бросил Дейзи после первого же завтрака в ее обществе – страх отравиться.
– Так что, мы перекусим сэндвичами, да? Хлеб сегодня утром занесли свежий. А кофе я сейчас сварю, - она заходит в комнату, поигрывая обнаженными бедрами, и досадливо прикусывает губу при виде того, как Мартинес застегивает джинсы. – Но если ты хочешь, я спагетти сварю и…
– Забей. И на кофе забей, воды попью, - глядя в ее расстроенные глаза, пропадает всякое желание честно сообщить, что ее кофе – такое же дерьмо, как и еда. – Чем занята так была, красавица?
– Ну чем? На складе сидела, сегодня ведь пятница, все за едой приходили. Надоели они мне, сил нет! Все им нужно, всего им хочется, все у них заканчивается! А у нас тоже запасы не резиновые, кто бы понимал и задумывался, чего вам стоит продукты добывать! – возмущается Дейзи, накидывая цветастый халат. – Но ты лучше расскажи, как вы съездили? Все хорошо было? Не опасно? Я так волновалась! Нет, ну я знаю, что с тобой ничего не случится, конечно. Ты ведь такой сильный…
Она игриво проводит пальцем по плечу Мартинеса, который только лениво косится на девушку, все внимание уделяя бутербродам. Значит, дочитала уже этот свой журнал, в котором было написано о том, что для того, чтобы заполучить мужчину, нужно интересоваться его делами и обязательно хвалить. Чего она хочет? Никому уже не нужного кольца на палец? Стабильности? Безопасности? Статуса? Мартинес считает, что это глупо. Странная женская охота, совершенно бесцельная, действие ради действия, нескончаемый процесс покорения, игра, в которой нет победителя.
– Ты разве уйдешь? А может быть, останешься? – дует губы она, не забывая о том, что в другом журнале ей советовали заставлять мужчину оставаться на ночь как можно чаще – вплоть до окончательного переезда. – Филип ведь говорит, что экономить нужно – и свет, и воду, и вообще. Живя вдвоем, мы могли бы…
– У меня дел еще по горло. Пока, красавица, не грусти! – смеется он, прерывая ее речь коротким глубоким поцелуем – что ему тут делать, опять журналы от скуки листать?
Мартинес выходит на улицу, глубоко вдыхая свежий воздух. Даже оглядываться не нужно. Любительница прессы сейчас стоит у окна, провожая взглядом своего мужчину и, наверное, тихо вздыхает. Или раздраженно ругается? Может быть, разбивает тарелку? Плачет?
Нет, скорее всего, она машинально поправляет занавеску, ведомая своей странной любовью к порядку, убирает вещи, ложится в постель, читает новые и такие же глупые правила, шевеля губами, чтобы лучше их запомнить, смотрит пустыми голубыми глазами в темный потолок и выключается. Вряд ли Дейзи видит сны. Разве куклам что-то снится?
Мартинес рассеянно улыбается своим мыслям и появляется грозной тенью над Тимом и Хэйли, которые режутся в карты на дежурстве. Молодежь испуганно вытягивается по струнке и торопливо отчитывается о количестве застреленных ходячих и от том, что за последний час ни одна тварь даже мимо не проходила. Две пары честных глаз делают выговор Цезаря насмешливым. Он сует колоду карт себе в карман и резко разворачивается в сторону города, ощущая прожигающий его спину взгляд. В темноте – ни души.
Три минуты, и Мартинес уже у своего дома. Хлопает себя по карманам, надеясь, что Дейзи еще не додумалась до хода с похищением ключей, и снова оглядывается. Темная тень торопливо скользит за угол здания. Где он уже видел эти желтые мокасины?
========== Глава 2 ==========
Мартинес предпочитает дневные дежурства. Почему бы не воспользоваться тем, что положение позволяет выбирать лучшее? Даже если это – всего лишь удобное время работы. Сидящий рядом Диксон лениво поднимает целую руку и слегка прищуриваясь, простреливает голову слишком близко подобравшегося ходячего. Мэрл довольно усмехается и отпивает из фляжки, победно приподнимая ее и снисходительно передавая Цезарю. Алкоголь обжигает горло и осенний день к этому - уже третьему - глотку начинает играть новыми красками.
– Гляди, курица твоя чешет с лотками, никак кормить собралась, - смеется реднек, оглядываясь в сторону города. – Надеюсь, она не пожадничала? Я бы тоже не против перекусить. Себе что ли такую завести, а?
– Позарился бы на тебя кто, - хмыкает Мартинес и, внутренне содрогаясь, убеждается, что Дейзи действительно несет еду. – Можешь всё съесть, я не голодный.
Диксон, кажется, подвоха не замечает, обратив всё своё внимание на девушку, которая под перешептывание жительниц города гордой походкой идет к дежурным. Пытается взять хоть чем-то, не желая принять того, что Цезарь не стремится ничего менять в их отношениях. Она с трудом взбирается на крышу фургона, поддерживаемая мужчиной в последний момент, и напряженно улыбается. Настойчиво лезет с поцелуем и, добившись желаемого, слегка расслабляется, старательно не обращая внимания на тут же вскинувшуюся ладонь, вытирающую ее помаду с лица. А Диксон так спешит пообедать, что даже о шутках своих забывает, непредусмотрительно не принюхавшись к непонятного цвета вареву.