Кошмар под Новый год
Шрифт:
Зверек тоже не двигался, напряженно вглядываясь в Настю. Но вот он дернул головой, одно ухо встало торчком, он прислушался, а потом развернулся и поскакал прочь.
– Погоди! – в каком-то оцепенении прошептала Настя. – Постой!
Она поползла за зайцем. Ей очень захотелось еще раз как следует его рассмотреть, погладить по мягкой шерстке, подержать в руках. Но заяц убегал, смешно взбрыкивая задом. Делал он это неспешно, как будто зовя Настю за собой. Она и ползла за ним, ползла… пока заяц не исчез. Только что прыгал перед ней, мелькал
Настя попятилась. Со всех сторон ее обступила темнота. Она почувствовала, как леденеют руки в промокших перчатках, как холодят ноги штаны, промокшие на коленках.
Павлова вскочила, завертелась на месте. Вокруг был лес. Темные стволы деревьев, хмурые елки.
Откуда она пришла?
Оттуда? – Там кусты, елки.
Оттуда? – Там сугробы, темные деревья.
Оттуда? – Там темнота, гудящий ветер.
«Только не бояться. Не бояться!» – начала уговаривать она сама себя. И тут же вспомнила общеклассную шутку, которую так любил рассказывать Паганель: «Попробуй хотя бы секунду не думать о белом зайце». А как о нем не думать, если он так навязчиво лезет в голову. Не секунду и не две, а постоянно! Так и страх, тонкой струйкой заползающий в душу. И ни скрыться от него, ни убежать.
Шарахнулась по веткам темная тень. Крупная птица, шурша крыльями, перелетела с дерева на дерево. Настя запрокинула голову, чтобы посмотреть на нее, и вдруг почувствовала, что заваливается на спину. Снег уходил из-под ног. Павлова опрокинулась навзничь. Падение было каким-то бесконечным. Она все летела, летела и не могла остановиться.
– Настя! – тихо позвал Миша. – Куда она делась?
Рыбкин с Токаевым стояли на просеке. Всю дорогу они слышали рядом с собой бормотания Павловой. Ее причитания так надоели ребятам, что они не заметили, как Настя от них отстала.
– Она где-то здесь, – прошептал Миша, вглядываясь в темные кусты. – Мы прошли всего-то ничего. Я точно помню, минуту назад она еще шла рядом со мной. – Он прислушался, а потом тихо позвал: – Настя! Выходи!
– Нам только не хватает потерять ее в зимнем лесу! – Сашка сделал несколько шагов назад. – Где мы ее будем искать?
– А если это всадники? – Миша опасливо оглянулся.
– Ерунда! – Чем дальше они шли, тем меньше Сашка помнил о черных призраках. Его сейчас больше интересовало, найдут ли они хоть что-нибудь там, куда идут. – Если бы это были всадники, мы бы их тоже увидели. Настя!
– Павлова! – гаркнул, осмелев, Рыбкин. По лесу прокатилось эхо – Не могла же она просто так отстать?
– Ей могло надоесть. – Сашка снова прислушался. – Может, она пошла обратно в лагерь?
– Так далеко одна? – засомневался Мишка. – Вряд ли.
– Ладно. – Токаев устал вслушиваться и вглядываться в непроницаемую темноту леса. – Давай дойдем до места, о котором рассказывали девчонки с конюшни, посмотрим, что там, а потом начнем искать Павлову. Не поворачивать же нам обратно, когда мы уже практически дошли!
Рыба молча пожал плечами. Ему казалось, что важнее найти неизвестно куда пропавшую Настю, чем снова идти вперед по темному лесу. Он засунул руки в карманы, соображая, что бы такое сказать неугомонному Токаеву. Правая рука наткнулась на шершавое железо.
Снова эта подкова!
Он вытащил ее из кармана. Сейчас подкова показалась ему слишком уж тяжелой. Или это он так сильно устал от бесполезной беготни по лесу?
Мишка задумчиво покрутил железку в руке, несколько раз подбросил вверх.
Откуда прилетела птица, он не успел заметить. Черная тень мелькнула над головой. Его обдало холодным сквозняком. Жесткое крыло царапнуло по щеке. Только что подброшенная подкова исчезла в скрюченных лапах. Несколько секунд Рыбкин стоял с открытым ртом, совершенно оглушенный таким поворотом событий.
– А… – только и смог выдавить он из себя, делая несколько шагов за улетевшей птицей. – Куда?
– Что стряслось? – нахмурился Сашка.
– Ты видел, да? – подбежал к нему Рыбкин, тыча пальцем в темное небо. – Видел? Как она, а?
– Кто? – ничего не понял Токаев.
– Птица! – заорал Мишка. – Видел? Налетела и подкову утащила.
Теперь они вдвоем уставились в темноту. После Мишкиных криков тишина казалась особенно зловещей.
– Слушай, – зашептал Рыбкин, – может, обратно в лагерь пойдем? Мне что-то уже ничего не хочется узнавать.
– Ага, – насупился Сашка, – топай. Заодно Павлову догонишь. Если ты такой трус, нечего было со мной идти!
Токаев зашагал по просеке, засунув руки в карманы. Он уже и сам не понимал, зачем и куда он идет, зачем вообще вышел из лагеря. Сначала ему хотелось найти череп коня Вещего Олега, для этого он перекапывал сугробы. Потом он вспомнил слова Рыжика о том, как тот уничтожил призрака. Под конец все его мысли сошлись на том, что если было место, где произнесено проклятие, то должно быть место и антипроклятия. И скорее всего, именно на этом месте они ухитрились развести костер. Поэтому-то всадники и не входили в их лагерь. А делов-то было всего ничего – дойти до места первоначального проклятия и попросить, чтобы все эти демоны убирались прочь.
И кстати – Сашка никого с собой не звал. Сами за ним пошли. Чего же теперь ноют? Он их не держит.
Просека вильнула в сторону. Вправо от нее побежала тропинка.
– Эта, что ли? – Сашка повернулся к Рыбе. – Про нее говорили?
– Про нее, – буркнул Рыбкин, косясь по сторонам. Он вспомнил, что совсем недавно шел отсюда к лагерю, глубоко убежденный, что все еще длится вчерашний день. – Осталось немного пройти.
Подбадривая друг друга, они сделали несколько шагов по тропе. Под ногами снова была лыжня.