Кошмар с далекой планеты
Шрифт:
– Утеряны. Увы. Увы.
– Как жалко, – чуть ли не всхлипнула Аврора. – Наверное, это было чудо…
– Чудо… – мечтательно сказал Деревянский. – Это вы чудо, Анжелика. Не знал даже, что в наши времена такое встречается…
– Да уж, – буркнул я, – чудо, просто мама дорогая…
Еще чуть – и Аврора забросит все наше пиратство и заделается просто натурщицей, музой какой-нибудь бритой. Она, значит, будет из пены выходить, а этот Деревянский будет ее рисовать маслом.
Да пусть хоть салом рисует,
– Знаете, Анжелика, я думаю, что вам надо обратиться к культуре. Судя по вашему облику, вы…
– Дождь, кажется, усиливается, – кашлянул я. – Так и просидим тут неизвестно сколько.
– Да, – очнулась Аврора, – дождь усилился. Как будем выбираться?
– Вы куда-то спешите?
– У нас скоро практика начинается, надо успеть.
– Не переживайте, это ненадолго. Насколько я помню…
Деревянский сделал паузу.
– Насколько я помню, это ненадолго. Больше суток такие дожди не длятся. Так что завтра вы сможете отправиться… В космопорт. Вы ведь туда прилетели?
– Ага. Туда.
– Ну вот, завтра и отправитесь. Если…
Деревянский замолчал. Странный тип, все время замолкает и начинает о чем-то думать. Хотя художники, наверное, все такие. Загадочные. Непредсказуемые. Конечно, не такие загадочные, как я, но все же.
– Что-то странное происходит… – Деревянский поглядел в потолок. – Знаете, я просто чувствую…
Я же говорил! Говорил, что они первые с кораблей бегут! Наверное, этот тоже пытался, а сейчас рассказывает нам байки про камни и про то, как он на берегу очнулся и весь в бессознательности.
– Тут вообще у вас все необычно, – я потопал по полу. – Планета художников, все натюрель, как в каменном веке. Керосиновые лампы… А керосин где добываете?
– Керосин? Не знаю… Я у Корсака беру, а он, кажется, сам выгоняет. Или возгоняет…
– А зачем такие ворота? – поинтересовался я. – И вообще… Избушка похожа на крепость, бревна в два обхвата. От кого оборонялись?
– От бегемотов, – не задумываясь ответил Деревянский. – Такие любопытные твари, вечно лезут. Я по наивности прикормил пару штук поначалу, а они вымахали… Шаловливые ребятишки, прибегают, ломают двери… Пришлось меры принимать.
– Да, бегемоты – это тяжело…
– Они абсолютно безопасны. Только неуклюжи, все ломают…
– А вы их солью, – посоветовал я. – Зарядите дробовик и пальните, больше никогда не придут.
– Не могу, – горестно вздохнул Деревянский. – Не могу, они такие милые…
– Коллега Аут склонен к радикальным решениям, – пояснила Аврора. – Он…
Она не договорила. Вернее, я не дослушал. Потому что ворота сотряс мощный удар. Брус, закрывавший дверь, выдержал, лампа, висевшая на стене, обрушилась прямо на мою голову.
Как всегда, на мою голову.
Очнулся я секунд через двадцать. От тишины. Сначала
– … было такое? – спросила Аврора.
– Не знаю, – ответил Деревянский. – Похоже на бегемота… только…
Второй удар был сильнее первого. Ворота опять не подкачали, брус выгнулся и выдержал. Лампы нет. Они посыпались со стены, я уклонился, живописец Деревянский тоже, Авроре попало по голове, но ущерба не причинило, пострадала скорее лампа – стекло разбилось, и керосин растекся по полу.
И тут же вспыхнул.
У меня загорелась рука, Аврора завизжала и принялась меня топтать. Вероятно, она собиралась так меня потушить, но получалось плохо, два пальца мне сразу сломала, и даже, кстати, не извинилась впоследствии. Когда я почувствовал, что начал ломаться и третий, я сказал:
– Послушай, Аврора, ты не могла бы сойти с моей конечности?
Она отпрыгнула, раздавила еще одну лампу, остальные светильники тоже принялись взрываться, и через минуту избушка оказалась заполнена огнем.
Деревянский стоял истуканом. Рот раскрыл, смотрел на происходящее. Я между тем начал гореть уже серьезно, уже больно было. Принялся кататься по земле, и тут же мне в спину воткнулось множество осколков, что не доставило мне никакого удовольствия.
Деревянский завопил что-то невнятно-художественное, кинулся в сторону и через секунду вернулся с огнетушителем. Опять же на секунду мне показалось, что сейчас художник треснет меня этим огнетушителем по голове, но он меня всего лишь потушил.
Я вскочил. И в дверь тут же долбанули еще.
И брус треснул.
Мы дружно повернулись к воротам. Я заметил, что в руках у Авроры уже обосновалась «плакса», а руки Деревянского, более привычные к кисти и карандашу, сжимают огнетушитель. Я же, исколотый и частично обугленный, абсолютно безоружен перед лицом неизвестного врага.
Брус треснул, ворота распахнулись, и через проем втекла темнота.
Сначала я подумал, что это действительно живая темнота – как будто внутрь сторожки вдувался черный резиновый пузырь, чуть блестящий и маслянистый.
– Это не бегемот… – выдавил Деревянский.
– Стреляйте! – неизвестно кому крикнула Аврора.
И тут же сама стрельнула из «плаксы». Пузырь не очень прореагировал, на секунду он точно замерз, затем с него обсыпался мелкий черный ледок, и стали выставляться щупальца. Точно не бегемот, никаких у бегемота щупалец не бывает…
Я растерялся. Наверное, от удара лампой по голове и растаптывания, не знаю. Стоял и смотрел, как эти щупальца просачиваются внутрь. И сделать ничего не мог.