Кошмар во сне и наяву
Шрифт:
Семеныч глухо хрюкнул, словно получил удар поддых. Его круглое лицо обиженно вытянулось:
– Ну ты и…
– Да ладно, брось! – отмахнулся Кавалеров. – Подумаешь, слова ему не скажи, экая цаца!
Его разбирал смех. А может, просто нервная трясучка – черт его разберет. Семеныч вечно корчил из себя черт знает что, хотя на самом деле был такой же падалью, как все: как сам Кавалеров, в первую очередь. И вдобавок оказался слабаком, задавшим всем массу неприятностей. Да если бы тогда на его месте оказался Кавалеров, Хинган уже целый месяц отдыхал бы в холодненькой землице! И пусть только Герка, сучонок, пикнул бы хоть словцо – ответ мог быть только один: «А ты что, хотел, чтобы он еще и меня прикончил и сбежал?»
Семенычу повезло: остался жив. Похоже, Хингану и впрямь нужно было от него совсем другое… Кавалеров потом его подначивал время от времени (но, разумеется, так, чтобы сучонок не слышал): все-таки трахнул он тогда Хингана или нет? Семеныч взвивался, как змеюка, брошенная на уголья костра. А что такого, подумаешь? Сам Кавалеров не оплошал бы, тем паче что Хингану этого до смерти хотелось.
А интересно, Герка предполагал, что все его извороты над Хинганом могут выйти таким вот боком? Как у них там, в Африке, вели себя бабы-новоделы? Тоже небось стелились под всех мужиков подряд, а то и силком на себя тащили. Хинган всегда был кобелище, каких поискать, а, став сукой, вел себя так, будто у него течка не прекращается. Однако Герка все время держал его психику на привязи, а тут вдруг… сорвалось! Семеныч потом, плавая в слезах и соплях, хлюпая дважды разбитым носом (сперва Хинган приложил, потом Герка добавил), рассказывал, что принес, мол, узнику пожрать, а тот на него буквально с порога навалился и в койку потащил. То есть этой вновь образованной бабенке до такой степени приспичило, что вынь да положь! Семеныч дурак: ему надо было отметелить Хингана в очко (сам Кавалеров на его месте так бы и поступил), а у того, видите ли, воображение разыгралось. Не к месту вспомнил, как присутствовал при операции хингановых гениталий…
Фу-ты ну-ты, ножки гнуты, словечко же выискали: ге-ни-та– лии! Проще сказать, оттяпал Герка Хингану хрен с яичницей, а в том месте бабью лоханку вырезал. Вот вам и все ге-ни-та-лии! Душою-то Хинган к тому времени вполне стал бабой… не считая, конечно, наглухо запертых местечек в сознании.
И так, значит, перепугался непорочный Семеныч, что начал отбиваться ручками и ножками, чем глубоко оскорбил Хингана: то ли морально, то ли вдобавок и физически. И, как назло, ни Кавалерова, ни самого Герки не случилось на даче! Сучонок именно в этот день смотался в Нижний – повидаться со своими. Эх, дорого дал бы Кавалеров, чтобы оказаться там же – при встрече любящих родственников. Смерть как хотелось ему поглядеть в глаза Петра Григорьевича… Петьки Налетова! В погасшие, полуослепшие, полумертвые глаза… Ибо сказано в Писании: око за око и зуб и зуб. А может, и не в Писании. Да какая разница? Правильно сказано…
Но Кавалерова одолели заботы. В тот день была его очередь «пасти» Кирилла. Герка хоть и ненавидел зятюшку богоданного, все же глаз с него не спускал и пекся о нем, как мог. Поочередно оба Семеныча езживали на Сухаревку, убирались там, кашеварили и даже бельишко Кириллу стирали. В основном пятнистые простыни, на которых тот валялся с девками. Сучонок Герка, насколько знал Кавалеров, к зятю больше и носа не казал. Брезговал! Ну что же, было чем…
Да, так вот: Герка был в Нижнем, и найти в опустевшем подвале Семеныча с шишкой на лбу и разбитым носом выпало Кавалерову. В последних сполохах надежды он оббегал весь дом, заглянул во все углы, находя тут и там следы Хингана: тот искал деньги, выпивку и женскую одежду. Вещи Лады, выброшенные из шкафов, кучей валялись на полу. Уж как удалось Хингану натянуть на свои бицепсы эти узенькие тряпочки – неведомо, однако не голышом же он ускакал! А может, все новое прикупил. Во всяком случае, того тряпья, в котором его нашел сучонок, прежде на Хингане не видели.
Кавалеров задумчиво покосился на Семеныча. Не сказать, что ему было жаль этого недоумка, но все-таки чуть не год прожили бок о бок, вместе ходили брать Хингана, вместе помогали Герке, вместе потом искали беглеца… Конечно, Кавалеров здорово всем морочил голову, однако его не оставляло ощущение, что Семеныч тоже не лыком шит. Однако слишком уж крепко он был предан Герке – и это автоматически переводило его в разряд смертельных врагов Кавалерова…
– Ты вот что, – сказал почти ласково, – ты иди к себе и спать ложись. Герка послал тебя сменить.
Семеныч, болван, надулся:
– А, не доверяет! Я и то удивился, как это он меня до дежурства допустил! А он спохватился, значит, передумал? Нет, я с ним поговорю! Я его спрошу! Да я ведь за него…
Кавалеров не на шутку забеспокоился. С Семеныча ведь и впрямь станется затеять с Геркой отношения выяснять!
– Ты это лучше на утро оставь, – сказал Кавалеров все с той же убедительной ласковостью. – Дай человеку поспать. Он ведь не железный. Ты не видел, а у него затылок в кровь разбит и вся шея в синяках после того, как его Хинган на Сухаревке по ледянкам валял.
Семеныч с ненавистью уставился на вторую дверь, за которой был заперт виновник случившегося.
– Убил бы гада! – сказал глухо. – Ну ладно, если так – я пошел. Ты один управишься?
– Иди, ну иди! – почти с мольбой сказал Кавалеров. – А то я передумаю!
Семеныча, конечно, будто ветром вымело.
Кавалеров хотел сразу пойти к Хингану, однако на всякий случай решил выждать: а вдруг Семеныч все-таки потащится к Герке или тот сам зачем-нибудь выйдет и наткнется на праздно шатающегося караульщика? Он сидел, курил, прислушиваясь к тишине и размышлял: все-таки что сохранилось в памяти Хингана? Вот, скажем, помнит ли он первую встречу с Кавалеровым… вернее, вторую? Или все стерлось в его сознании, будто запись с тех видеокассет, из-за которых Кавалеров потерял чуть ли не больше, чем нашел?..
Помнится, когда Кавалеров пришел к Хингану в первый раз с заказом, тот выслушал его, однако ответа не дал. И вообще у Кавалерова создалось впечатление, что Хинган слушал его не очень внимательно. Сидел, позевывал, барабанил пальцами по ручке кресла, а сам глаз не спускал с рук визитера. Ну, тот умел себя держать: кисти его лежали на коленях вяло, словно этот жизненно, а вернее, смертельно важный разговор не больно-то его и волновал. Сказать по правде, он был бы не прочь, если бы Хинган счел его не самим заказчиком, а всего лишь посредником. И когда Хинган попросил отсрочки, Кавалеров решил, будто день понадобился исполнителю для сбора информации о посетителе.
Святое дело! Он кивнул и вежливо распрощался, уточнив время завтрашнего визита.
Наутро он проснулся с четким решением увеличить сумму вдвое, если Хинган начнет упираться. Десять тысяч баксов за исполнение мечты всей твоей жизни – цена никакая! Теперь он не сомневался, что все пройдет как надо. Душегубство по заказу может претендовать на звание третьей древнейшей профессии, так что о каких-то моральных запретах и речи нет. А Хингану всегда были нужны деньги, хотя он и слыл среди своих как человек не только не бедный, но и весьма изобретательный к добыванию средств. Так, свое первое состояние он составил очень своеобразным путем: являлся за двенадцать-четырнадцать часов до отлета к евреям, отъезжающим на постоянное жительство в Израиль, и, держа в руке пистолет, любезно предлагал ультиматум: либо вы делитесь своим богатством (драгоценности ведь багажом не отправляют, да и баксы в те годы не больно-то доверяли банкам!) и отбываете на историческую родину живым и здоровым, либо… либо с дыркой в черепе остаетесь в этой стране. Человек, который давал Кавалерову наводку, рассказывал, будто Хинган еще и заядлый коллекционер какой-то там старины. Кавалеров невольно хохотнул, вспомнив, как в детстве коллекционировал марки. Тогда он мечтал разбогатеть, чтобы купить Черного Корсара… теперь он даже не может припомнить, что это, собственно, такое! Неужели Хинган тоже свихнут на марках? Право, жаль, что Кавалеров все настолько прочно забыл, что не сможет поддержать с ним «светской беседы»!..
Хинган принял его гораздо любезнее, чем вчера, и Кавалеров почувствовал, что дело, скорее всего, сладится. Сегодня был и коньячок поднесен, и длинные тонкие сигарки лежали в коробочке, да и посадил его Хинган в то кресло – антикварное, неописуемой ценности, – в котором сидел вчера сам.
Еще раз перечислил все пожелания Кавалерова, и тот понял, что вчера Хинган просто для видимости ваньку валял, а на деле ничего не пропустил мимо ушей. Кое-что, впрочем, он перепутал, однако Кавалеров не поленился объяснить еще разок.