Кошмар во сне и наяву
Шрифт:
Альбина прижала руку к горлу, пытаясь подавить рвотный спазм.
– А ей, – выпалила Валерия, – запрещает ее мальчик!
Смольников изумленно приподнялся, не позаботившись, впрочем, навести порядок в одежде.
– Какой еще мальчик?!
– Ну, сутенер ее, непонятно, что ли? – огрызнулась Валерия, злясь, что не может овладеть ситуацией. – И вообще, нас никто из клиентов не просил вот так, прямо с порога, рот открывать. Что мы тебе, насосы ходячие, что ли? Даже о гонораре не договорились. Может, у тебя и денег-то нет, а туда же…
Она осеклась, увидев, как Смольников с неожиданным проворством вскочил и, застегивая брюки, устремился в прихожую.
Женщины переглянулись. «Может, в окно?» – едва не вскрикнула Альбина, вспомнив свой жизненный опыт, однако Валерия слегка качнула головой – и вдруг, к изумлению Альбины, бухнулась прямо в шубе на кровать, закинув ногу на ногу, с таким видом, словно лежание в этих несвежих простынях доставляло ей массу удовольствия. И выглядела она при этом очень убедительно – настолько, что невысокий человек в валенках, простенькой куртке и кроличьей ушанке, появившийся на пороге комнаты, в первую минуту замер, а потом на его лице появилось выражение неприкрытой гадливости.
Не говоря ни слова, он подскочил к Валерии и принялся ожесточенно тянуть из-под нее простыни.
Она лениво повела глазами на незнакомца.
– Дяденька, ты случайно не охренел? – спросила с холодной вежливостью. – Или бельишко сменить надумал? Хорошее дело, а то тут про гигиену секса, похоже, и слыхом не слыхали!
– Может, и сменить, да только не для тебя, курвища! – воскликнул тот. – Чего развалила телеса? Пошла отсюда!
Смольников стоял в дверях, привалившись к косяку, и довольно спокойно наблюдал за этим невесть откуда взявшимся праведником.
– Да брось ты, Семеныч, ну чего как с цепи сорвался? – пробормотал он вяло. – Мы только начали обсуждать с девушками некоторые животрепещущие проблемы, а ты…
Названный Семенычем только сейчас заметил, что Валерия не одна, и одарил Альбину лютым взглядом исподлобья.
– Ой, Кирила… – с клокотанием пробормотал Семеныч. – Твое счастье, что Герман Петрович сегодня не приехал – меня послал. А ведь собирался!
«Герман Петрович? Петрович… Да ведь он говорит про младшего Налетова!»
Альбина, пораженная внезапной догадкой, не смогла скрыть волнения. Очевидно, Семеныч что-то почуял, потому что еще раз смерил ее внимательным взглядом, однако тут же обернулся к Смольникову, которого словно бы какая-то сила швырнула вперед.
– Гер-ман Пет-ро-вич? – выкрикнул он, чеканя каждый слог, с выражением такой пугающей ненависти, что брызги слюны, слетевшей с его губ, показались черными и зловонными. – А не хрен ли мне до этого блядского придурка? Да кто он такой, что вы меня им наперебой тычете? Да пусть он сдохнет, чистоплюй поганый, хоть завтра – я и не почешусь! Выискался на мою голову… А ты чего тут растопырилась? – без передышки, все с тем же выражением застарелой, патологической ненависти заорал он вдруг на Валерию. – Пошла вон, пошла! И стажерку с собой забери!
Валерию будто ветром сдуло с постели. Тот же сквозняк вынес из комнаты и Альбину. Они пролетели по коридору, ударились в дверь, лихорадочно шаря в четыре руки по замкам, пока не обнаружили, что не заперто. Вывалились на площадку, а вдогонку донесся голос Смольникова:
– Да так, на улице привязались ко мне, бляди какие-то…
Очевидно, объяснял Семенычу, кто они такие.
Женщины молча скатились по лестнице, промчались через двор, где близ кучки «ракушек» Валерия оставила свою «Ниву».
Еще издали выставила пульт, в дверце щелкнул замок, и Альбина, словно ее что-то толкнуло, глянула вверх, на окна дома, из которого они только что вырвались. Во втором этаже мелькнул силуэт. Кажется, это окно квартиры Смольникова?
Валерия распахнула дверцу:
– Садись скорее!
Пока Альбина втискивалась в машину, Валерия лихорадочно тыкала ключом в стояк – и вдруг опустила руки, откинулась на сиденье:
– Да что за черт? Я вся трясусь, как дура. Погоди-ка, надо немножко прийти в себя.
Вынула пачку сигарет, зажала одну губами; машинально протянула пачку Альбине, совершенно забыв, что та не курит. Альбина в потрясении вытащила сигарету и сидела, ломая ее дрожащими пальцами, невидяще уставясь перед собой.
Собственно, чего они так перепугались? Не крика же Смольникова, в самом-то деле! Всего-то и беды, что дурацкая, предельно неловкая ситуация, в которой они оказались перед внезапно появившимся Семенычем. Хотя… его можно только поблагодарить! Если бы не его приход, еще неизвестно, как они отбились бы от разошедшегося Кирилла Игоревича! Вон, даже Валерия растерялась…
Покосившись на Альбину и поймав ее встревоженный взгляд, Валерия криво улыбнулась:
– Фу, никак в себя не могу прийти. Сама не пойму, что это со мной стряслось. Потрогай, какие руки! – Она коснулась Альбининой ладони совершенно ледяными пальцами. – Гадость, как лягушка!
– А мне нравятся лягушки, – ни с того ни с сего пробормотала Альбина. – Они такие приятненькие, прохладненькие и очень чистенькие. Я их люблю брать в горсточку и накрывать ладонью. Только жалко: они так пугаются, так сердечки колотятся, что приходится их поскорее отпускать. Странно, да: лягушек с удовольствием беру в руки, а змею стоит только увидеть – и прямо дух от страха замирает!
Она сама не понимала, зачем все это говорит. Может быть, чтобы успокоить Валерию? Но та вздрогнула еще сильнее:
– Вот и у меня – прямо дух от страха замер, будто змею увидела! Ну ладно, хватит причитать, поехали. Примем как данность, что дело мы провалили…
Накинула ремень безопасности; послышался щелчок.
– Пристегнись от греха.
Альбина покорно прикрыла плечо ремнем, но сколько ни тыкала на ощупь, не могла заставить механизм застежки сработать. Да бог с ним, пусть болтается для близиру, авось никакого инспектора не нанесет. Хватит с них на сегодня происшествий!