Косметика врага
Шрифт:
– Вы прекрасно знаете, что я ничего не оставил.
– Но должно же было хоть что-то остаться на месте преступления: какая-нибудь мелочь, ваш волос или ресница.
– В то время еще не умели делать анализ на ДНК. Так что не упрямьтесь, старина. Я не хочу оказаться за решеткой, и мне это явно не грозит.
– Я вас не понимаю. Если вы жаждете наказания, то почему тогда отказываетесь от законного суда?
– Я не верю в такое правосудие.
– К сожалению, другого у нас нет.
– Почему же? Отведите меня в туалет да убейте.
– Почему
– Вы же не хотите, чтобы вас арестовала полиция. А там никто не увидит, как вы меня укокошите.
– Если ваш труп обнаружат в туалете, то найдется немало свидетелей, которые видели, как вы приставали ко мне со своими разговорами. При вашей застенчивости вас трудно не заметить.
– Меня радует, что вы уже всерьез обсуждаете саму вероятность подобного решения проблемы.
– Чтобы доказать бредовость ваших идей.
– Вы забываете самое главное: я не окажу вам никакого сопротивления.
– Но мне все же непонятно: почему вы добиваетесь, чтобы я вас убил? Что вы от этого выиграете?
– Несколько минут назад вы сами сказали, что я нуждаюсь в наказании.
– Ну и что?
– Что же тут непонятного?
– Тут что-то не так. На земном шаре живет полным-полно преступников, которые стремятся избежать наказания. В их поведении больше логики.
– Да, потому что они не чувствуют себя виновными.
– Но вы уверяли, что вас не мучают угрызения совести за то, что вы изнасиловали мою жену.
– Да, потому что мне это доставило удовольствие. Но убивать ее я не собирался. Поэтому меня мучает чувство вины.
– А если бы это убийство доставило вам удовольствие, вас не мучило бы раскаяние?
– Так уж я устроен.
– Но это ваши проблемы, старина. Надо было подумать, прежде чем…
– Откуда мне было знать, понравится мне убивать или нет? Ведь надо было сначала попробовать, чтобы в этом убедиться.
– Вы так говорите, словно вам хотелось попробовать новое блюдо.
– У каждого из нас свои моральные принципы. Я сужу обо всем по степени удовольствия, которое доставляет мне тот или иной поступок. Мы существуем только ради наслаждения, а потому цель оправдывает средства. Но преступление, которое не доставило блаженства, совершено впустую и мешает жить дальше. И, при всем желании, его невозможно оправдать.
– А мнение жертвы вас не интересует?
– Макс Стирнер, «Единственный в своем роде и его особенности» – слышали о таком?
– Нет.
– Ничего удивительного. Это теоретик эгоизма. Окружающие существуют только для того, чтобы доставлять мне удовольствие.
– Блестящая мысль! Таких людей нужно изолировать от общества.
– «Истинная нравственность пренебрегает нравственностью». Это уже Паскаль. Да здравствует янсенизм!
– Самое ужасное, что для каждого своего садистского преступления вы находите интеллектуальное оправдание.
– Если я столь ужасен, убейте меня.
– Я не хочу вас убивать.
– Откуда вы знаете?
– Не пытайтесь навязать мне свою мораль. Вы сумасшедший.
– Если вы кого-то не понимаете, значит, он сумасшедший! Вам даже лень задуматься!
– Только безумец способен требовать, чтобы я убил его, так как его мучает чувство вины. Вы только что говорили, что поведение сумасшедшего человека не поддается объяснению. Так вот ваша жажда наказания не поддается объяснению: она противоречит вашей морали законченного эгоиста.
– Не скажите. Меня ведь еще ни разу не убивали. Может, это очень приятно. Нельзя судить о том, чего не довелось испытать.
– А вдруг это неприятно? Ведь назад пути уже не будет.
– Даже если это неприятно, то продлится совсем недолго. А потом…
– Что потом?
– Да то же самое: полная неизвестность, я же еще не умирал. А вдруг это здорово?
– А если нет?
– Друг мой, рано или поздно я все равно умру. Это же неизбежно. И спорить с этим так же бесполезно, как с доводами Паскаля о существовании Бога. В любом случае я выиграю и ничего не потеряю.
– А жизнь?
– Я уже знаю, что это такое. И могу с уверенностью сказать, что жизнь совсем не так хороша, как принято думать.
– Почему же столько людей всеми силами цепляются за нее?
– В этом мире у них есть друзья и любимые. А у меня никого нет.
– Но вы хотите, чтобы именно я помог вам отправиться на тот свет? Ведь я презираю вас от всей души.
– Вы сможете утолить вашу жажду мести.
– Как вы ошибаетесь! Если бы вы пришли через два дня после убийства, я бы, конечно, не раздумывал ни минуты. Но вы появились десять лет спустя, и вам следовало предвидеть, что моя ненависть уже перегорела.
– Если бы я заявился к вам через два дня после убийства, то угодил бы в лапы полиции. Я ждал десять лет, потому что между насилием и убийством тоже прошло десять лет. Перед вами преступник, у которого слабость к круглым датам. А вы знаете, какое сегодня число?
– Сегодня… двадцать четвертое марта!
– Вы помните, что случилось в этот день?
– Я всегда это помню, а не только двадцать четвертого марта.
– Я раздумывал, когда к вам лучше заявиться: в годовщину насилия, то есть четвертого октября, или двадцать четвертого марта, в годовщину убийства. Я решил, что мы с вами обойдемся без насилия.
– Какое облегчение!
– Убийство гораздо более вероятно. Я бы, конечно, хотел, чтобы все три даты совпали: вот это был бы класс! Раз в десять лет четвертого октября или двадцать четвертого марта! Увы, в жизни не все происходит так, как нам хочется.
– Жалкий маньяк!
– Вы сказали, что за десять лет ваша ненависть перегорела. Если хотите, я могу снова ее разжечь.
– Зря стараетесь. Я все равно не стану вас убивать.
– Это мы еще посмотрим.
– Не надейтесь.
– Слизняк!