Космическая опера. Сборник фантастических романов
Шрифт:
Капитан Гондар отрешенно и грустно уставился на нее.
— На вашем месте, — без всякой жалости сказала дама Изабель, — я бы обратилась к доктору Шенку за тоником. Мне кажется, вы перетрудились.
Капитан Гондар издал неприятный хриплый звук, вскочил на ноги и вышел из салона.
— Странный человек! — заметила дама Изабель. — Что, интересно, его мучает?
Бернард Бикль улыбнулся.
— По–моему, у капитана Гондара небольшое недомогание в связи с тем, что он никак не может дойти, как сказал бы Карвет, до блаженства на «розовых лепестках».
Дама
— Какая бесстыжая дрянь! Сначала бедный Роджер, а теперь капитан Гондар! — она решительно взя ла подобранные для нее Биклем заметки по Эридану BG12–IV, известному в народе как Жаворонок. — Одна ко полагаю, нам не стоит вмешиваться в это дело, — она углубилась было в чтение заметок, но почти мо ментально подняла недовольный взгляд. — Бернард… вам не кажется, что вы чересчур строги?
Бикль удивленно нахмурился.
— Вы о чем?
— Вы ни слова не говорите о физических условиях на планете, относительно ее особенностей вы заявляете следующее: «Жаворонок интересен тем, что в последние двести лет является исправительной колонией для наиболее закореневших, неисправимых и жестоких преступников в человеческой Вселенной».
Бикль пожал плечами.
— Ну и что? Жаворонок имеет известную репутацию последней инстанции.
— Я отказываюсь думать об этой планете в таком контексте, — возразила дама Изабель. — Многие из этих «преступников» просто жертвы обстоятельств.
Говоря это, она бросила беглый взгляд на Роджера, только что вошедшего в салон.
— В какой–то мере это можно сказать про каждого из нас, — заметил Бернард Бикль.
— Именно это я и имею ввиду! В каком–то смысле я рассматриваю «Феб» как судьбу… но благотворную судьбу. Если мы сумеем убедить хотя бы дюжину осужденных в том, что они не забыты, не заброшены; если после нашего посещения эта дюжина посмотрит на себя новыми глазами, то визит на Жаворонок уже будет являться большим успехом.
— Вашей сентиментальности можно только позавидовать, — сказал Бернард Бикль и с явным сожалением добавил: — Теоретически у меня, конечно, нет никаких возражений против гуманизма.
— Пожалуйста, не относитесь к моим словам так уж серьезно. Сказать по правде, я сегодня просто не в духе. Проблемы так и валятся на нас, мы не достигли и половины того, на что надеялись, и вообще, вся эта затея начинает казаться довольно пустым мероприятием.
— Выступления на Заде отобрали у нас слишком много сил, — сказал Бернард Бикль, — Но одно–два успешных выступления, несомненно, все исправят и поднимут дух.
— Капитан Гондар ведет себя очень странно, — продолжала жаловаться дама Изабель. — Эта планета в Гидре становится для него какой–то навязчивой идеей. И мне опять доложили, что команда вновь принялась за этот свой ужасный гам, орудуя жестяными сковородками и консервными банками.
— Да–да, «Таф Лак Джаг оркестр», — покачал головой Бернард Бикль с грустным неодобрением. — Я поговорю с главным стюардом.
— Пожалуйста, Бернард, поставьте все на свои места. Мы не можем позволить, чтобы все страдали из–за нескольких безмозглых шутников… Роджер,
Последнее было сказано с большой долей сарказма.
— Я делаю заметки, — мрачно ответил Роджер. — Все–таки это очень грандиозный проект.
— Я должна сообщить тебе, что женщина, которую ты притащил с собой на борт, не перестает создавать трудности. И я считаю, что вся ответственность за это лежит на тебе… Что ты сказал?
— Я сказал «фантастика»!
— «Фантастика»? Что здесь фантастического?
— Я просто подумал о твоей благотворительности отношении преступников на Жаворонке.
Дама Изабель открыла было тот, чтобы что–то сказать, но не нашла подходящих слов. После некоторой паузы она, наконец, произнесла:
— Моя этическая доктрина, Роджер, базируется на принципах ответственности и самоуважения, но это относится только к тем, кто способен следовать этим принципам. И раз уж мы будем останавливаться на Жаворонке, то я хотела бы сделать еще одно замечание. Несмотря на всю свою «благотворительность», как ты соизволил выразиться, я все же остаюсь реалистом и считаю, что все находящиеся на борту корабля должны быть уверены в полной безопасности. Ни при каких обстоятельствах нам не следует брататься с осужденными, приглашать их на корабль, предлагать им спиртное. Мы не должны выказывать ничего, кроме персональной вежливости и доброжелательности.
— У меня и мыслей других не было, — с достоинством ответил Роджер.
— Власти Жаворонка, вероятно, выдвинут примерно такие же условия, — заметил Бернард Бикль. — Колония не является какой–то там крепостью или подземельем, и осужденные пользуются определенной степенью свободы. А мы не хотим, чтобы они сбежали, воспользовавшись нашим кораблем.
— Совершенно верно, — согласилась дама Изабель. — Но я уверена, что, если мы будем соблюдать элементарные меры предосторожности, то все будет хорошо.
***
С орбиты в тридцать тысяч миль Жаворонок казался очень большим. Выйдя на нее, «Феб» запросил разрешение на посадку. Почти сразу же к кораблю причалил патрульный катер, и на борт «Феба» высадились четыре офицера. Внимательно осмотрев корабль, они затем несколько часов беседовали с дамой Изабель и капитаном Гондаром о специфике здешнего мира.
— Вы должны осознать, что Жаворонок не похож на обычную планету, — сказал Старший Инспектор, худой седовласый мужчина с висячими усами и черными сверлящими глазками. — Осужденным предоставлена полная свобода на площади почти в десять квадратных миль, на всей территории Стола.
— Как же вы поддерживаете дисциплину? — спросила дама Изабель. — Мне кажется, что четырнадцать тысяч отчаявшихся мужчин, если захотят, без труда одолеют сравнительно небольшую группу административного персонала.
— На этот счет не беспокойтесь, у нас есть свои методы. И смею вас уверить, они достаточно эффективны. У нас большой набор средств электронного наблюдения, наши маленькие электронные пчелки еще ни разу нас не подводили. Мы больше боимся скуки, чем беспорядков; жизнь на этой планете совершенно бесцветна.