Космические волки: Омнибус
Шрифт:
— Погибель Кракена почти так же многоречив, как лорд Аларик, — заметил Убийца. — Мне думается, он следующим потребует для себя место сказителя саг.
— И он не стесняется в выражениях, говоря о воинах, чьи деяния уступают его собственным. Возможно, уже скоро ты понадобишься в зале.
— Несомненно, — согласился Ульрик. — Я разнимал их с Драконьим Взором, когда оба были ещё «кровавыми когтями».
В Большом зале уже начиналась суматоха: первые из Морских Волков, бойцов великой роты Энгира, отвоевывали себе места среди пирующих.
— Давай послушаем, о чем он расскажет, — добавил волчий жрец.
— Вообразите
Великая рота Энгира славилась яростью в корабельных боях, и эта репутация отражалась на их доспехах в виде памятных меток об убийствах и былых сражениях. Теперь многие космодесантники носили черепа рептильных вредителей, заполонявших джунгли Сориксина IX. Также немало воинов вернулось из последних боев с трофеями в виде голов или костяшек пальцев зеленокожих. Морские Волки вели себя шумно, как и всегда, обменивались тумаками и боролись друг с другом, пока говорил их командир.
— Хотя имперские гвардейцы на Сориксине были ветеранами кампаний в мирах смерти, эта планета губила их, будто изнеженных новобранцев! А врагами их оказались орки, самые живучие из паразитов, которые свободно бродили в густых зарослях, равно охотясь на людей и зверей. Воистину, если существовал когда-то мир, в голос молящий о нежном касании сынов Фенриса, то это был Сориксин IX.
— Морские Волки обрушились на чужаков там, где шли самые свирепые бои, и многие полки Имперской Гвардии назвали себя пожизненно обязанными нашему ордену в благодарность за избавление! У Мерзкогнойного перевала и реки Чернолистной остались груды дохлых орков, противостоявших нам. Наши «Грозовые волки» бомбили убогие аэродромы ксеносов, наши стаи громили их скопления техники и перерезали маршруты снабжения! Но был там один враг, против которого не годилась тактика атак из десантных капсул и шквалов болтерных очередей. Нет, это легендарное создание оказалось столь же опасным, как целое воинство зеленокожих, и само его существование подтачивало волю гвардейцев сильнее, чем жестокость джунглей или свирепость других орков. Люди звали его «Тысячеруким».
— Пока мои братья вместе с Имперской Гвардией отражали атаки ксеносов, я поставил себе задачу выследить Тысячерукого. Разве не по велению судьбы такая добыча оказалась на моем пути в час Великой охоты? Именно для поимки такого врага я был рожден. Почему, спросите вы? Всё дело в моем нюхе!
— Этот нюх, братья, столь же остер, как и любой клинок в оружейных Клыка. Этот нюх сразил больше врагов человечества, чем орудия иного боевого корабля. Не нашлось бы на Сориксине и уголка, в котором Тысячерукий сумел бы укрыться от моего носа. Запах твари я уловил возле груды тел гвардейцев, и что это была за вонь! Кому из вас не знаком орочий смрад?
В ответ на это Космические Волки застонали в отвращении и гневно заворчали. Особенность
А орки действительно воняли. Сам Ульрик помнил, как впервые учуял зеленокожего — такое никогда не стиралось из памяти воинов Фенриса.
— Да, вы хорошо его знаете, — продолжал Погибель Кракена. — Этот оттенок протухшей требухи, жгучее зловоние падали, застрявшей между клыков! Гнилостный смрад из ран на теле твари! Когда придет Час Волка, когда я встану рядом с Императором и лордом Руссом, чтобы сразиться в последней битве, то возрадуюсь, зная, что больше никогда мне не придется чуять запах орков!
— А Тысячерукий обладал весьма характерным душком. Прозвище он получил из-за человеческих кистей, которые брал как трофеи и всегда носил их связки, куда бы ни отправился. От чудовища несло не только привычной вонью зеленокожего, но и смертью. Так я выслеживал его в джунглях, пробираясь через овраги, задыхающиеся от нечистых испарений, пересекая заводи булькающей едкой желчи. Сориксин IX изо всех сил пытался остановить меня своими экзотическими ароматами, будь то запах гнилолилии или разлагающегося скарозавра, но я не отступал.
— Но охотились и на меня! Тысячерукий знал, что я иду за ним, и тоже взял мой след. Мы кружили по джунглям, то приближаясь, то отдаляясь друг от друга, отыскивая наилучшее место для атаки. Оказались ли мы равны между собой? Была ли эта жертва настолько же умелым хищником, как Энгир Погибель Кракена?
— Спустя много дней преследования я обнаружил темную и зловонную нору. Зная, что Тысячерукий, самое меньшее, в полусутках пути, ваш лорд счел это место идеальным для воплощения своего замысла: заманить добычу в лабиринт смертельных ловушек. Используя каждый клочок знаний, скопившихся за десятилетия на полях боев, я установил капканы и копьеметы, заряженные ветками молодых деревьев, выкопал ямы с шипами и поставил растяжки. После этого ваш лорд залег в конце полосы препятствий, изображая раненую, изможденную жертву — неотразимую приманку для свирепого орка.
— Но Тысячерукий не был сыном Фенриса. Не ведал он о честной охоте, об уважении к добыче, о связи между ловцом и его целью, про которую мы узнаем, едва выбравшись из колыбели. Ксеноса не привлекало чистое убийство лицом к лицу. Нет, он оказался трусом. Определив мое местонахождение, чужак тут же приказал орочьей артиллерии на ближайшем холме обрушить на меня яростную пламенную бурю осколочных фугасов!
Космические Волки принялись шикать и плеваться, услышав о бесчестности зеленокожих. Поговаривали, что давным-давно, в эпоху Рассредоточения, люди впервые встретили орков и при виде их ощутили инстинктивную ненависть, оказавшуюся взаимной. Эти чужаки достаточно понимали суть цивилизаций, чтобы наслаждаться их разрушением, и достаточно осознавали суть благородства, чтобы при любой возможности совершать подлости.