Космический Апокалипсис
Шрифт:
Но Хоури уже открыла огонь.
Жгуты плазмы рванулись к орудию из Тайника, но не непосредственно к нему, а к тем тяжам, которые соединяли его с Паучником. Они аккуратно срезали все восемь ног, а затем и четыре тяжа, к которым крепились «кошки». Паучник метнулся в сторону от смертельно опасного луча тяги, его ноги были обрублены до колен.
Что же до орудия из Тайника, то оно влетело в луч, подобно бабочке, коснувшейся раскаленной лампы накаливания.
Дальнейшее заняло всего лишь несколько мгновений, продолжительность которых вряд ли могли бы определить человеческие органы чувств. Хоури и потом не могла припомнить ни их последовательности, ни их сути. Материальная оболочка орудия исчезла в одну миллисекунду, вскипев клубами пара, состоявшего исключительно из атомов
В любом случае события наверняка разворачивались не так, как могли бы предположить проектировщики орудия.
Одновременно — или почти одновременно — то, что осталось от орудия под его улетучившейся оболочкой, вырвалось наружу в виде извержения гравитации, изрыгнувшего раскаленное пространство-время. Что-то жуткое происходило с материей в непосредственной близости от орудия из Тайника, причем явно не то, что должно было произойти. Радуга изогнувшихся звездных лучей приобрела почти шаровую форму, обволакивая корчащуюся массу плазмы-энергии. Какое-то мгновение сферичная радуга была устойчива, но тут же она стала пухнуть, осциллируя точно мыльный пузырь, готовый вот-вот лопнуть. А затем, в какую-то ничтожно малую частичку времени, сфера рухнула и с растущей по экспоненте скоростью исчезла.
И тут же исчезло все остальное, не оставив даже обломков, даже пыли — просто усеянный звездами кусок космоса.
Потом появился слабый отблеск, смахивавший на ультрафиолет. Сияние стало расти, превращаясь в яркую зловещую сферу. Волна вспухающей плазмы ударила по кораблю, сотрясая его с дикой силой. Хоури почувствовала этот удар, даже сидя в своей Оружейной в кресле на растяжках. На дисплеях помчалась информация — хотя Хоури в этот момент меньше всего мечтала о знаниях, — что взрыв лишь слегка повредил некоторые корабельные системы и что имел место короткий пик подъема радиации, который теперь миновал, и радиационный фон близок к норме. Гравитационные показатели тоже в норме.
Пространство-время было пробито на квантовом уровне, благодаря чему наблюдался ничтожный выброс энергии Планка. Ничтожный, разумеется, в сравнении с обычными потоками энергии, присутствующими в пене пространства-времени, но за пределами оболочки корабля этот ничтожный выброс был как взрыв атомной бомбы в соседней комнате. Пространство-время мгновенно залечило раны, залатав разрывы до того, как могли возникнуть вредные последствия, оставив лишь несколько лишних монополей Дирака, квантовый мусор черных дыр малой массы и других аномальных и экзотических частиц как свидетельство, что произошло нечто необычное.
Орудие из Тайника сработало неудовлетворительно.
— Ну и ладно, — сказала Мадемуазель, причем ее голос звучал скорее разочарованно, чем как-то иначе. — Надо думать, ты гордишься сделанным.
Но в ту минуту внимание Хоури было занято другим: через виртуальное пространство Оружейной к ней рвалась пустота. Она попыталась отодвинуться, разорвать связь…
И не успела.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Орбита Ресургема, год 2566-й
— Кресло мне, — сказала Вольева, входя в капитанскую рубку. Укрепленное на журавлиной шее кронштейна, кресло послушно скользнуло к ней. Она застегнула на себе ремень, а затем отправила кресло подальше от стены, пока наконец оно не стало вращаться вокруг огромного голографического изображения сферы, занимающего всю середину большого помещения рубки.
Сейчас сфера показывала Ресургем, но зрители вполне могли бы принять его за увеличенное в несколько сот раз глазное яблоко мумифицированного древнего трупа. Вольевой было известно, что это не просто точное изображение Ресургема, найденное в архивах. Оно было сделано в реальном времени с помощью тех самых камер, которые в эту минуту глядели вниз с корпуса корабля. Ресургем никак нельзя было назвать красивой планетой. Если не считать грязно-белых ледниковых шапок на полюсах, общий тон поверхности был тоскливо-серым. Некоторое разнообразие вносили лишь ржавые струпья да несколько голубоватых пятен в экваториальной зоне. Океаны еще прятались подо льдом, так что пятнышки открытой воды почти наверняка были обязаны своим возникновением искусственному подогреву, предотвращающему замерзание. Тепловая энергия передавалась либо по системам теплотрасс, либо вырабатывалась на местах путем сложных процессов метаболизма. Были и облака, но преимущественно в виде редких высоких перистых плюмажей, а не громоздких кучевых структур, которые обычно формируются у планет с атмосферой над водными пространствами. Ближе к ледяным шапкам облаков становилось больше, да и над населенными пунктами наблюдались их небольшие клочковатые скопления. Видимо, там на фабриках или вырабатывался пар, или лед сублимировался в воду, кислород и водород. Тут же находились и редкие полоски растительности, достаточно крупные, чтобы их можно было рассмотреть и без увеличения масштаба изображения планеты. Других свидетельств человеческой деятельности видно не было, за исключением огней на теневой стороне, которая сменялась каждые девяносто минут. Даже при сильном увеличении населенные пункты было трудно заметить, поскольку они — за исключением столицы — были погружены в почву. Часто дома вообще не поднимались над поверхностью — над ней виднелись разве что антенны на крышах, да посадочные площадки и скромные полоски теплиц. А вот столица…
Именно она и вызвала наибольшую тревогу.
— Когда откроется «окно», соедини нас с Триумвиром Саджаки, — сказала Вольева Хегази, бросив острый взгляд на остальных членов команды, чьи кресла были разбросаны в беспорядке по залу, хотя и недалеко друг от друга. Лица сидящих освещались серым светом, исходившим от голограммы.
— Через пять минут, — ответил ей Хегази. — Еще пять томительных минут, и мы узнаем, какие наслаждения дорогой Саджаки готов разделить с нами, ежели иметь в виду наших новых друзей — колонистов. Ты уверена, что вынесешь муки ожидания?
— Попробуй сам угадать.
— А чего тут гадать? — Хегази усмехался или, вернее, пытался изобразить что-то похожее на улыбку, хотя это было практически невозможно, учитывая слишком большое число химерийских протезов на его лице. — Забавно, но если бы я не знал тебя лучше, то сказал бы, что тебя это все не увлекает.
— Если он не нашел Силвеста…
Хегази предостерегающе поднял руку в рукавице.
— Саджаки еще не сообщил о результате. Нет смысла забегать вперед.
— Значит, ты уверен, что Саджаки найдет Силвеста?
— Пожалуй, нет. Во всяком случае, этого я не говорил.
— Если есть что-то, что я ненавижу, — сказала Вольева, холодно глядя на Триумвира, — так это идиотский оптимизм.
— О, не грусти! Бывают вещи и хуже.
Да, пришлось ей сознаться, бывают. И с раздражающей регулярностью они, видимо, решили случаться с ней! Удивительно только, что недавний водопад несчастных случаев продолжал набирать силу с каждой новой неудачей. Теперь Вольева с тоской вспоминала мелкие неприятности с Нагорным — он пытался всего лишь убить ее. Это наводило на грустные мысли: не придется ли когда-нибудь и сегодняшний день вспоминать с ностальгией по этим спокойным временам.
Неприятности с Нагорным были, конечно, предвестием. Это стало очевидным сейчас, но тогда она рассматривала их как изолированный инцидент. А на самом-то деле это был указатель на нечто худшее в грядущем. Вроде как сердцебиение предвещает скорый инфаркт. Она убила Нагорного, но совершив это, нисколько не продвинулась в выяснении вопроса о том, что именно довело его до безумия… Затем она рекрутировала Хоури, и проблемы не то чтобы стали повторяться — скорее, начали разыгрываться вариациями главной темы этой зловещей симфонии. Хоури явно не была безумной. Пока, во всяком случае. Но она сыграла роль катализатора для худшего и куда менее локального безумия. В ее голове бушует буря, какой Вольева еще не видела. А затем еще инцидент с орудием из Тайника, который чуть не угробил Вольеву, а мог вообще разнести в пыль весь корабль вдобавок к приличному количеству народа на Ресургеме