Космический хищник (Путевые записки эстет-энтомолога)
Шрифт:
— Через два дня, поместив бюст под сканер, вы сможете наблюдать, как в полости появится мой палец, — сказал я. — Однако повторять эксперимент не советую. Через неделю сюда прибудут эксперты из страхового агентства Союза антикваров, и нехорошо получится, если при сканировании они увидят внутри бюста ваши мелькающие конечности.
Мальконенн мрачно кивнул.
Еще полчаса у меня ушло на создание копии подставки для скульптуры. Сделал я ее из псевдомрамора один к одному по внешнему виду оригинала. Но вместо штыря в подставке была выемка, в которую плотно входило основание скульптуры.
— Теперь все? — повторился Мальконенн, наблюдая, как я устанавливаю
— Нет, — покачал я головой, но в детальные объяснения вдаваться не стал и принялся упаковывать оборудование.
Когда я закончил, Мальконенн уже не задал своего, ставшего сакраментальным вопроса.
— «Алазорского»? — предложил он, усаживаясь в кресло.
И только тогда я понял, почему он так настойчиво интересовался, когда же я закончу работу. Как ни старался Мальконенн держать себя в руках, его основательно мутило от галлюциногена. А алкоголь лучше всего снимает постпантакатинный стресс. По глазам Мальконенна было видно, насколько ему невмоготу и как хочется выпить.
— Еще один аспект, и на сегодня мы полностью закончим наши дела, уклончиво ответил я, выкладывая на столик бумаги. — Согласуем смету подготовительных работ.
Мальконенн тяжело вздохнул, наклонился над бумагами и начал читать, держа ладони на коленях и не прикасаясь к листам. Не хотел, чтобы я видел, как дрожат у него руки.
Дойдя до графы «Оборудование», он поднял глаза и посмотрел на упакованный багаж.
— Вы оставляете его мне?
— Нет. Забираю с собой и спущу в аннигилятор вашей яхты. Здесь мы оборудование уничтожать не будем — система жизнеобеспечения зафиксирует этот факт.
— Разумно, — согласился Мальконенн и вновь уткнулся в бумаги.
Когда он дошел до предпоследней страницы, брови его удивленно подскочили.
— А это еще что? — изумился он. — Эта сумма в десять раз превышает ваш гонорар!
— Медицинская страховка, — спокойно объяснил я. — Для успешной реализации задания мне предстоит перенести две хирургические операции на генетическом уровне. Такие операции не всегда проходят гладко, и если я стану калекой, то хочу прожить остаток лет обеспеченным человеком.
— Пусть будет так, — недовольно скривился Мальконенн, посмотрел на итоговую цифру в конце документа и выписал чек.
— Теперь-то мы можем выпить легкого вина за успех общего дела?! — уже не скрывая эмоций, спросил он, протягивая мне чек.
— Вы — да, я — нет, — покачал я головой. — Через пять часов я буду лежать на операционном столе в марсианской клинике межвидовой хирургии в отделении имплантации инородных органов, поэтому алкоголь мне противопоказан. Надо спешить, чтобы успеть на рейсовый лайнер «Пояс астероидов-VI — Марс», иначе придется ждать трое суток, и тогда я вряд ли успею адаптироваться к новому телу до рейса на Раймонду. Так что — всего доброго, — протянул я ему руку.
Мальконенн тяжело вздохнул и подал вялую потную ладонь.
— Гад ты, Бугой, — горько пожаловался он в сторону. — Опять мне пить в одиночку…
Я ничего не ответил. Развернулся и зашагал прочь.
Когда я вышел на крыльцо виллы, в долине вечерело. Солнце только что скрылось за обрезом гор, и в небе над котловиной проявилась блеклая луна в первой четверти. Вероятно, стереоэффект, так как не помню, чтобы из космоса у «Выеденного яйца» наблюдался еще один сателлит, кроме искусственного светила. Хотя я тогда особенно не приглядывался, а дед Мальконенна был достаточно экстравагантной личностью, чтобы позволить
— Черт! — выругался я, прихлопнув его ладонью. Предположение, что комаров в долине нет, оказалось неверным. Похоже, экосистему поместья создавали на века, а без комаров экологического равновесия не достигнуть. Собственно, а почему бы и нет? При современных электронных способах защиты от насекомых комары досаждать не будут. Но у меня не было репеллента, и пока я дошел до лифтовой площадки, убил на себе с десяток настырных кровососов.
Сгрузив багаж на палубу яхты, я отослал кибертележку и, уже закрывая люк, неожиданно подумал, что, если бы поместье принадлежало мне, в воздухе обязательно порхал хотя бы один из видов парусников. Например, черно-зеленый земной Omithoptera — как раз его ареал. Душа обмирает, когда этот громадный, размером с две ладони птицекрыл бесшумно проносится над головой…
Отойдя на яхте от виллы Мальконенна на сто километров, я отправил багаж в аннигилятор и уселся перед экраном. Поместье «Выеденное яйцо» медленно отдалялось, чтобы через некоторое время раствориться среди неподвижных равнодушных звезд.
Мое мнение о Мальконенне вновь изменилось. Не очень существенно, но и не в лучшую сторону. Когда он меня уговаривал взяться за дело на Трапсидоре, то сулил золотые горы, но, как только дошло до оплаты, принялся скрупулезно проверять каждую строчку расходов. Правду говорят — чем богаче человек, тем более прижимист. Даже не подумал приплюсовать к гонорару сумму, предложенную за показ бюста Нэфр'ди-эт на Раймонде, а когда увидел графу комиссионных за эту сделку, кисло поморщился. Так что обо всей сумме я и не подумал заикаться. Скаред, одним словом. Знал бы, не связывался.
Глава 2
Хирург, трансплантировавший мне жабры по заказанному образцу, был землянином. Грузным, рыхлым, страдающим одышкой в разреженной марсианской атмосфере, а потому, наверное, вечно хмурым и всем на свете недовольным. Когда я попытался мягко намекнуть, что при его профессии давно пора сменить легкие, он более обычного помрачнел и пробурчал, что как в старину сапожники ходили без сапог, так и сейчас хирурги не пользуются услугами своих коллег. А затем, во время осмотра швов и тестирования жабр, пустился в долгие занудные объяснения, насколько вредна трансплантация. Особенно, если вживляются органы, предназначенные для среды, губительной для человека, и, что еще хуже, когда эти органы вживляются временно. Последствия, вызванные адаптацией чужеродных органов, а затем их отторжением, могут привести к такой разбалансировке организма, что потребуются годы лечебных процедур для восстановления нормальной жизнедеятельности.
В конце концов я не выдержал нудных нотаций и раздраженно оборвал хирурга на полуслове:
— Вам не кажется, что подобными сентенциями вы подрываете авторитет своей профессии? С такими воззрениями нужно не трансплантацией заниматься, а быть активистом Комитета статуса человека, выступающего за категорический запрет даже маломальских изменений биологической сущности Homo sapiens.
Против ожидания, резкая отповедь не обидела хирурга. Наоборот, я впервые увидел на его лице подобие улыбки. Немного снисходительную грустную усмешку умудренного житейским опытом человека.