Космический капкан
Шрифт:
В руке человека неведомо откуда появился пистолет, черное дуло которого мрачно уставилось в глаза Глеба.
– Не надо паниковать, дядя. – Глеб скривился. – Мой кореш держит вас на мушке… Так что попрячьте свои пушки. – Он обернулся назад и крикнул: – А, как сказал?! Тебе понравилось?
– Неплохо, – отозвался лемуриец.
– Короче, стволы на землю. Ваша карта бита.
– Не гони, – рявкнул человек. – Давно бы вы нас постреляли, если б могли…
– Хе, – осклабился Жмых. – Ты, я вижу, кореш, тертая булка, как некоторые говорят…
– Мамбасуанский
– Ныкаешься от кого? Или на терку вышли? – как ни в чем не бывало продолжал разговор Глеб.
– Ныкаюсь… Поэтому проблемы у тебя, парень… Отпускать тебя никак нельзя… Хоть и шустрый ты, и подкованный…
– Подожди, дядя… Договоримся. И шмалять не спеши. Вот, видишь, что в кулачке у меня?
– И что же в твоем кулачке? Граната топийная? Ну, аргумент, ничего не скажешь… Да только и тебе не жить, если очень размахивать ею будешь…
– И я о чем. Потолковать надо, Седой. Человек насторожился.
– Ты откуда меня знаешь?
– Да не знаю я тебя. Увидел волосы, вот и пришло в голову.
– Ладно, разберемся. И все же ты мне, жучок, подозрителен… Чего надо?
– Поесть дайте! – заявил лемуриец, выступая из темноты. – Вы ведь не пищу бородавочников едите?
Таргариец хлопнул ушами, поворачивая голову к Лукасу. Седой тоже слегка опешил.
– Ты кто такой?
– Я с ним, – кивнул на Жмыха лемуриец.
– Это пока что хреновенькая рекомендация, – заметил Седой. – Но садись к огню, на пару банок тушенки мы не обеднеем…
– Вот видишь, – прошептал Лукас товарищу. – Все удалось уладить миром…
– Ага, пока у меня в руке граната, – фыркнул Глеб.
Таргариец, повинуясь молчаливому приказу Седого, поднялся, вынул из ящика две банки самораспаковывающейся и саморазогревающейся тушенки, бросил их гостям. Лемуриец ловко поймал свою, а Жмых только отступил в сторону. Банка шмякнулась на землю.
– Что, не хочешь есть? – усмехнулся Седой.
– Руки заняты, – осклабился Жмых. – Мы сначала побазарим с тобой, дядя. Я вижу, ты человек правильный. Не иначе, тоже на бугров обижен?
– Я и сам бугор… – Он помрачнел. – Только порядка не стало в людях. Не хотят закон воровской чтить, беспределыцики беспонтовые. На Дроэдеме те, что во всей Галактике в авторитете ходят, для них не указ. Да ты хавай, коск, – о делах потом побазарим. Знаю я, каково это – высунув язык, от взбесившихся братков бегать…
Седой убрал пистолет в кобуру под мешковатой курткой. Жмых, подумав, положил гранату в карман видавшего виды пиджака. В случае чего, достать недолго.
– Нет ли у вас чего-нибудь вегетарианского? – подал голос Лукас.
– Ишь ты какой, – нахмурился Седой. – Видать, не очень голоден.
– Нет, что вы, я очень проголодался.
– Раз проголодался, жри, что дают. Мы на астероидах и крыс дохлых жрали, когда в осаде сидели.
– Это у Бетельгейзе? – заинтересовался Жмых. – Пятнадцать лет назад? Я тогда как раз в приюте околачивался… По стерео мы передачи смотрели. И в бунт играли. Мочили воспитателей подушками и швабрами иногда…
– Точно. У Бетельгейзе, – старый коск усмехнулся.
– Так ты авторитетный человек! Слышал, всех, кто тогда утек, в авторитеты объявили. Что ж ты не в трехэтажном особняке сидишь, а с лохмоухим в лесу кантуешься?
– Карта так легла, – ответил Седой. – А на Гнунка баллоны не кати. Он кореш верный, в деле проверенный.
– Глухонемой?! – с пониманием поинтересовался Лукас.
– Почему глухонемой? Молчаливый просто. Не любит рот без дела раскрывать.
– Боится, муха залетит? – расплылся в улыбке Жмых.
– Раскрывает его, только когда ест, – сообщил Седой. – И погоняло у него соответствующее – Молчаливый.
– По-таргарийски Гнунк и есть Молчаливый, – сообщил Лукас. – Я знаю.
Таргариец вдруг взволновался, резко поднялся и оказался не только толстым, но и очень высоким. Жмых вжал голову в плечи. Такого громадного таргарийца ему видеть пока не приходилось. Только драки сейчас и не хватало! И надо же ему было привязаться к здоровенному корешу Седого?! Кто же знал, что бывают такие здоровые лохмоухие таргарийцы.
Глеб стал прикидывать, как будет валить громилу. Для начала, наверное, заедет ему ногой в пах, а потом можно долбануть кулаками по ушам, если получится. Но таргариец не стал ни на кого бросаться. Он полез в ящик, порылся в нем, выбрал одну из банок и бросил лемурийцу.
– Зеленый горошек! – обрадовался Лукас, разглядывая этикетку. – Видишь, Глеб Эдуард, как полезно знать хотя бы несколько слов на чужом языке!
– Полезно, – кивнул Жмых. – Я по-таргарийски тоже пару слов знаю. – И гаркнул: – Пушкон нуса кварт.
Таргариец обернулся, уставился на него обратившимися в узкие щелки глазками. Ноздри широкого носа раздувались. Над переносицей прорисовалась глубокая морщина.
– Эй, я не хотел тебя обидеть! – испугался Глеб. – Просто решил продемонстрировать, что тоже пару слов по-таргарийски знаю. Думал, может, и мне горошек перепадет. Нет? Не перепадет? Ну и не надо…
Здоровяк некоторое время разглядывал Жмыха с самым свирепым видом, потом отвернулся.
– Что ты сказал? – заинтересовался Лукас. – Я хоть и учил языки, эти таргарийские слова слышу впервые.
– Это страшное ругательство, – сообщил Глеб, – дословно означает что-то вроде того: «Чтобы у тебя шерсть на ушах колосилась». Да, вот так…
– Интересно, – заметил Лукас. – Пушкон нуса кварт. Кажется, запомнил.
– Думаешь, пригодится, когда в следующий раз встретим Накнака?
– Не исключено.
– О чем вы там шепчетесь? – окликнул гостей авторитетный коск. – Вас, ребята, что, в детстве не учили, что нехорошо шептаться по углам, когда вы находитесь в обществе взрослых? Я ведь могу и обидеться.А если Седой обижается, это обычно плохо кончается. Жрите давайте. И лучше всего молча. Берите пример с Гнунка. Он мне тем и приятен, что молчит все время.