Космический маразм
Шрифт:
– Ага! – воскликнула Моргилка. – Опять эти твои абсурдные стихи. Лучше бы ты оду написал. Или теорему, – с этими словами она взмахнула зонтиком, и посреди помещения выросла уродливая и совершенно излишняя колонна. – А моя стихия – любовь! Или смерть? – Моргилка остановилась и задумалась на секунду. – Нет, – решительно встряхнула она головой, – однозначно, моя стихия – ветреность.
Вокруг неё снова закружились снежинки, а трупики птичек попадали на мраморный пол. Ветер принялся носиться по помещению, задевая стены и оставляя на
– Прекрати баловаться! – закричал Морген. – Это, в конце концов, моё жилище. Я здесь работаю.
– Делу время, потехе час! – завопила Моргилка и побежала кругами по комнате, постепенно разгоняясь и взлетая на стены. – Нет! – вопила она, круша полки и телевизоры и оставляя на стенах причудливые следы. – Я уже не Жаклин! Я буду лучше Мэри Крысмас, в честь бабушки.
Она вдруг свалилась со стены на пол, растеряла все свои пакеты и несколько секунд сидела в нелепой позе, раздвинув ноги, словно кукла.
– Уйду я от вас, – грустно сказала вдруг она, вскакивая на ноги. – Обижаете вы меня все! Я хочу гулять по всем местам и временам, со всеми знакомиться, а вы тут сидите, крыльями машете!
Она схватила зонтик, словно шпагу, и сделала выпад в сторону Рубеля:
– У! Уроды…
После этого она метнулась к одной из стен, прорвала в ней очередную дыру и скрылась за ней, оставив после себя облачко снежинок, клок волос на обоях и груду пакетов в центре зала.
Морген, кряхтя, словно старик, сел повыше в кресле и заговорил:
– Эх, внученька, что же ты меня так мучаешь…
Затем он резко поменял облик на свой обыкновенный, в виде невысокого усатого мужичка, и продолжил уже с уверенной, властной интонацией:
– Рубель, уберёшь тут всё. И при моей дочке чтобы стихами больше не говорил – крылья выдерну. Так, господин президент, на чём мы с тобой остановились? Короче говоря, я думаю, что тебе пора людям объяснить, что к чему. Поговорить с ними.
– Так я же каждый день с ними разговариваю, – не понял Семён.
– Я имею в виду – со всеми сразу, причём на заданную тему. Вот скажи мне, Семён, ты бы любил и уважал человека, который всё время только и делает, что требует с тебя деньги?
– Это зависит, – сказал Семён. – Вот Ксюха моя тоже часто у меня деньги просит, но я её люблю и уважаю.
– Ну, одно дело жена, а другое – посторонний выскочка вроде тебя, – усмехнулся Морген, отмахнувшись от снежинок, которые всё ещё летали по комнате. – А за что ты постороннего человека можешь уважать?
– Мало ли за что, – Семён пожал плечами. – За силу, за ум, за хитрость. За то, что сделал что-то полезное.
– Ага, попал, – обрадовался Морген. – Так вот и сделай что-то для людей полезное, при этом прояви силу и ум. Ты на что вообще деньги собираешь?
– Чтобы государство сильным было, – ответил Семён с некоторым сомнением в голосе.
– Так надо применить эту силу на какое-то полезное дело. Или на то, что людям может показаться полезным. Что можешь предложить?
Семён нахмурился.
– Может, построить им что-нибудь? Там, туалет большой общественный или библиотеку? Только вот денег жалко.
– Денег не жалей, – отмахнулся Морген. – Деньги – это средство, а не цель.
– Почему не цель? – не понял Дудиков. – А что же тогда цель?
Морген пропустил последнюю фразу мимо ушей и продолжил:
– Стройки – это неплохо, но мелковато. Защити людей от опасности. Найди врага и защити. Они будут благодарны.
– А где же его взять, врага? – спросил Семён.
– Придумай, – развёл руками Морген. – Ты вроде бы не дурак. Я думаю, сможешь.
– Смогу, – кивнул Дудиков. – Устройте мне пресс-конференцию, что ли…
– Рубель, займись, – согласился Морген. – Но после того как здесь всё починишь. А я пока прогуляюсь.
Он сошёл с трона и направился к выходу из залы. На пороге внезапно обернулся и вновь обратился к Дудикову:
– Забыл сказать. Я тут посмотрел на счета наши, сравнил доходы с расходами… Не сходится что-то. Ты учти, Семён Иваныч, я же могу и того… предпринять попытку твоего самоубийства. Рубель, прежде чем убираться, объясни господину Президенту, что нехорошо у своих же деньги умыкать.
– Слушаюсь, – сказал Рубель и, отделившись от стены, сделал шаг по направлению к Семёну.
– А то развели тут сингапурщину, понимаешь, – закончил Морген и покинул зал.
Рубель с улыбкой приблизился на расстояние примерно метра и, замахнувшись, врезал Дудикову в левый глаз. Дудиков молча рухнул на пол, затем, повалявшись несколько секунд, спокойно встал и спросил Рубеля:
– Могу идти?
– Да вы свободны, словно ветер, – ответил Рубель. – Идите, не держите зла. Я за приказы не в ответе. Надеюсь, голова цела?
– Цела, – ответил Дудиков. – И в ней я всё запоминаю.
Он развернулся и зашагал по коридору, который после парочки поворотов привёл его к дворцу. Распахнув дверь, Дудиков столкнулся с Ксюхой.
– Привет, – сказала она. – Ты подрался, что ли? Фингал на пол-лица.
– Привет, – ответил Семён. – Да нет. Это для дела. Дети спят?
– Конечно, спят, – Ксения махнула рукой за окно. – Ночь же.
– А у тебя нет крема какого-нибудь, чтобы замазать?
– Сейчас, – Ксения подошла к трюмо, стоящему тут же в прихожей, покопалась в ящичках и достала баночку с тональным кремом. Подойдя к Дудикову, принялась замаскировывать посиневшую припухлость под глазом. Семён морщился от боли, но молчал.