Космическое семя
Шрифт:
Марла появилась с новой, совершенно анахроничной причёской, что в значительной мере утвердило Кирка в его подозрениях. Что до Хана, то совершенно невозможно было сказать, очарован он или нет; для этого он слишком успешно очаровывал других. Казалось, не существует ситуации, в которой он через несколько минут не чувствовал бы себя, как дома.
Когда же дошло до бренди, оказалось, что по крайней мере один человек на "Энтерпрайзе" не способен чувствовать очарования, даже когда оно обрушивается на него в полную силу. Спок сказал:
– Вы всё ещё не рассказали нам, капитан Хан,
– О, тяга к приключениям, мистер Спок. На Земле некуда было приложить силы.
– Многие считали свержение Евгенических тираний достойным делом.
– Пустая трата сил в пустыне стыда, – отвечал Хан. – Евгенический крестовый поход был во многих отношениях благородным делом. То была последняя значительная попытка объединить человечество – по крайней мере, в моё время.
– Как лошадей в одну упряжку и под один хлыст?
– Я отвергаю Ваши оскорбительные аналогии, мистер Спок, – сказал Хан добродушно. – Единое общество способно совершить многое. То было время великих мечтаний – великих стремлений.
– Великие стремления в рамках мелкой диктатуры? Такого в истории не бывало.
– Я с Вами не согласен, – ответил Хан. – Со временем правителем стал бы один человек. Как Август в Древнем Риме – и вспомните, какого расцвета достигнул Рим. Капитан Кирк, Вы отлично меня понимаете. Вы позволяете своему помощнику нападки на меня и, следовательно, на Вас; а сами остаётесь в стороне, высматривая уязвимое место. Весьма разумная тактика.
– У Вас склонность выражать свои мысли военными терминами, коммандер Хан, – сказал Кирк. – Это дружеская встреча.
– Где-то я читал, что дружеские встречи есть ничто иное, как скрытая война, – небрежно заметил Хан. – Многие предпочитают воевать открыто и честно.
– На Земле воевали открыто, – сказал Кирк. – И всё же Вы бежали оттуда.
– Мало что можно сделать в почти уничтоженном мире.
– Словом, – сказал Спок, – Вы испугались.
Хан сверкнул глазами.
– Я никогда ничего не боюсь.
– И это не пугает Вас?
– Я не понимаю Вас, мистер Спок. Как можно бояться того, что ничего не боишься? Это бессмыслица.
– Вовсе нет, – отвечал вулканец. – Это недействительный класс в классе всех классов, не принадлежащих к данному классу.
Видя, что Хан вот-вот выйдет из себя, Кирк, которого всё это втайне слегка забавляло, счёл нужным вмешаться.
– Прошу прощения, коммандер, но Вы только что задели логическую кнопку мистера Спока, а это обычно делает его речь непонятной на следующие десять минут. Всё же я считаю его вопрос хорошим. Вы говорите, что никогда ничего не боялись; и всё же Вы бежали с Земли в то самое время, когда на Земле особенно нужны были сильные духом.
– Сильные духом? Что делать сильному духом среди овец? Я предложил миру порядок. Порядок! И что же? Они испугались. На Земле не осталось ничего, что стоило бы спасать.
– Тогда, – сказал Спок, – возьмём самый простой пример: можете ли Вы себе представить, что этот корабль был построен овцами – из страха? Я не стану дальше оспаривать Ваши рассуждения, коммандер Хан; но мне начинают не нравиться Ваши взгляды.
Марла, с самого начала спора не сказавшая ни слова, внезапно встала так резко, что по всему столу из чашек выплеснулся кофе.
– Никогда не думала, – дрожащим голосом произнесла она, – что увижу такую грубость по отношению к гостю.
– Разве я был груб? – мягко спросил Спок, подняв брови. – Если так, прошу прощения.
– Я тоже, – сказал Кирк, подавив улыбку.
– Я принимаю ваши извинения. – Хан тоже поднялся. – Но прошу простить меня, леди и джентльмены, я что-то устал. Так много лет… Я хотел бы вернуться к себе. Вы не проводите меня, Марла?
Они вышли, а за ними, повинуясь чуть заметному движению головы Кирка, последовали остальные – все, кроме Спока. Когда комната опустела, Кирк сказал:
– И Маккой ещё называет меня прирождённым психологом! Мистер Спок, я в жизни своей не видел такой тонкой работы.
– Мне самому это не по душе, капитан, – откликнулся помощник. Земная половина моей сущности явно засыпает именно тогда, когда я в ней нуждаюсь. Подумайте, как мало мы сумели узнать. Имя: Сибахл Хан Нуниен. С 1992 по 1996 – военный диктатор области вашей планеты от Южной Азии до Ближнего Востока, продержавшийся дольше остальных. И вероятно, пользовался всеобщим восхищением, как обычно бывает с подобными людьми; при нём не было свободы, но не было также и массовых убийств; не было и войны – пока на него не напал меньший диктатор из той же породы. Человек, рождённый, чтобы править, и знающий, как править; человек, которым не могли не восхищаться те, кого он называет овцами, и кому лучше, когда ими правят.
– И всё это ты узнал из того, что он тут сказал? Не сказал бы, что этого мало.
– Это не то, что для нас важно, – настаивал Спок. – Главный вопрос в том, почему он сбежал. Вот что я надеялся из него вытянуть. Но он разгадал мои намерения. Так что не слишком хороший я психолог.
– Понимаю, – задумчиво произнёс Кирк. – Пока мы не знаем этого, мы не можем знать, каковы могут быть его намерения – и насколько мы рискуем, оживляя остальных семьдесят или сколько их там ещё. Придётся попробовать какой-нибудь другой трюк… Но есть ещё одно. Что это был за вопрос насчёт того, не боится ли он, что никогда не боится? На секунду мне показалось, что я понимаю, к чему ты клонишь, но потом я запутался в твоих логических построениях. Нет ли тут тавтологии?
– Нет, капитан, – сказал Спок. – Хотя я старался представить это именно как тавтологию. Я пытался запутать, разумеется, не Вас, а коммандера Хана – и надеюсь, по крайней мере это мне удалось. Страх – естественная реакция, необходимая любому разумному существу, чтобы выжить. Не зная страха, человек не будет знать, когда следует обратиться в бегство; и всё же коммандер Хан бежал. Поскольку он утверждает, что никогда ничего не боится, какая ещё у него могла быть причина для бегства?
– Хм, – задумчиво сказал Кирк. – Я никогда не встречал разумного существа, которое в определённых обстоятельствах не чувствовало бы страха. И всё же говорил это очень убеждённо.