Космонавт-два
Шрифт:
— Литературу и русский язык. А после войны — немецкий.
— Я ведь тоже сын учителей,— доверительно сказал Королев.— Мать преподавала французский и тоже, как ваш отец,— немецкий.
И когда летчик уже было решил, что беседа окончена, Сергей Павлович неожиданно спросил:
— Что же вам, Герман Степанович, больше всего нравится в профессии летчика?
— Полет, ощущение высоты, стремительность,— начал летчик, а затем твердо закончил: — Земная красота с высоты полета.
— Вам, Герман Степанович, двадцать пять? Прекрасный возраст, завидую вам. Сколько у вас возможностей и замечательных дел впереди!..
Познакомившись с молодыми летчиками, Сергей Павлович пригласил
— Ну что ж, а теперь несколько слов о самой сути нашего дела.
Он медленно встал из-за стола. Из-под высокого лба необычайным блеском засветились темные глаза.
Началась беседа напоминанием о сложностях и трудностях предстоящего дела. Затем наступило одно из тех удивительных откровений, которыми Королев обычно увлекал людей на штурм и свершение самых дерзновенных замыслов. Можно лишь сожалеть, что при этом не было сделано стенографической записи памятной беседы, которая, по словам ее участников, «окрылила и повела»...
— Проникнуть в космическое пространство, вначале в околоземное, а потом и в глубины Вселенной, затем освоить его так же необходимо, как в свое время необходимо было подняться в небо, чтобы потом овладеть воздушным океаном и поставить его на службу людям,— увлеченно говорил ученый.— Полеты реактивных самолетов в наше время стали настолько обычным делом, что человечество и не мыслит себе жизни без них. А ведь подняться в небо оказалось нелегко. В космос проникнуть — тем более. Но нет преград человеческой мысли, неограниченным возможностям разума. Многие обстоятельства понуждают землян штурмовать космос. Мудро и точно оценил запуск первого искусственного спутника Земли друг советского народа французский физик Фредерик Жолио-Кюри, сказав: «Человек больше не прикован к своей планете».
Как зачарованные слушали летчики неторопливую, уверенную и образную речь Королева. Все, что еще вчера казалось фантазией, сегодня здесь, в кабинете Главного конструктора, обретало реальные очертания. И полет корабля за пределы Земли, и стыковка нескольких кораблей в единый комплекс, и выход человека за пределы корабля в открытый космос, и работа .в нем, и орбитальные станции со сменяемыми экипажами... И все это — во имя человека, ради научных и житейских, хозяйственных и культурных потребностей общества.
— Прав был наш великий Циолковский и в том, что назвал Землю колыбелью разума, и в том, что нельзя вечно в ней оставаться. Верно, наконец, и то, что, куда бы и в какие бы глубины Вселенной ни занесла людей их дерзновенная мечта и неутомимая практика, они всегда будут оставаться верными родной планете. Когда Константин Эдуардович призывал человечество осваивать космос, искать новые миры, он желал всего лишь одного: лучшей жизни. Раньше других выдающихся мыслителей Циолковский понял, что энергетические возможности Земли, ее природные ресурсы не бесконечны. Мы, земляне, порой напоминаем чудака, который, чтобы натопить печь и обогреться, ломает на дрова стены собственного дома. А ведь дальновидный хозяин заранее едет в лес, заготавливает там дрова и привозит их к себе во двор... Человечество не имеет права не думать о завтрашнем дне, о будущем планеты. Нет, не о переселении землян с родной планеты идет речь, а о том, чтобы «ездить в лес по дрова», пользоваться ресурсами близлежащих небесных тел. А если где-то окажутся подходящие условия для жизни, грешно будет пройти мимо...
Королев взглянул на часы:
— Пора нам, друзья, вернуться на нашу дорогую Землю. Все, что я говорил вам сейчас,— это не плод беспочвенных мечтаний, а наша советская космическая программа. Проект разработан большой
Сергей Павлович повернулся к телефону, набрал номер:
— Королев. Олег Генрихович, сейчас буду у вас и не один, а с «хозяевами»... Если кресло привезли, подготовьте его, чтобы можно было водворить на место.
И, словно подводя итог этой части встречи, Королев заключил:
— Наше стремление к познанию Вселенной не самоцель. Нет познания ради искусства познания. Мы проникнем в космос, чтобы лучше изучить прошлое и настоящее нашей планеты, предвидеть ее будущее. Мы хотим поставить ресурсы и возможности космоса на службу человеку, исследовать другие небесные тела и, если обстоятельства того потребуют, быть готовым к заселению других планет. Горы хлеба и бездну могущества сулит нам освоение космоса— так говорил Циолковский. А теперь пора к кораблю. Да, к первому космическому кораблю. Точнее— к первой серии, которую мы предложили назвать серией «Востоков».
Цех поразил не только своими размерами, но и особой чистотой, отсутствием привычного заводского шума. По обеим сторонам центрального прохода на специальных подставках стояли серебристо-матовые шары большого диаметра. Возле них работали люди в белых халатах. Летчики только переглядывались: ничего сколько-нибудь похожего на авиационный завод здесь не было. И что это за шары? Вот рабочий подошел к одному из них, снял обувь, поднялся по лесенке, подтянулся на руках и, легко проскользнув сквозь круглый входной люк, опустился в шар.
— Ты понимаешь что-нибудь, Гера? — тихо спросил Гагарин Титова.
— Пока нет...
Сергей Павлович жестом пригласил всех к одному из шаров, возле которого гостей ждали в белых халатах смуглолицый с четкими, несколько заостренными чертами лица инженер Олег Генрихович Иванов и худощавый с преждевременной сединой на висках конструктор Константин Петрович Феоктистов.
Представив обоих специалистов летчикам, Королев положил руку на корпус шара:
— Вот это кабина, или спускаемый аппарат космического корабля. Корабль — сложный и уникальней летательный аппарат. В различных его системах работает более двух с половиной сотен электронных ламп, более шести тысяч различных транзисторов, около шести десятков электродвигателей и до восьмисот различных электрических реле и переключателей. Многочисленные приборы и механизмы соединены между собой электрическими проводами общей протяженностью в пятнадцать километров и девятьюстами штепсельными разъемами. И вот вся эта непростая, прямо скажем, техника должна работать безукоризненно четко, надежно. Задача, как видите, вполне современная...
Летчики поднялись на площадку и со всех сторон облепили шар, заглядывая в него через входной люк.
— А кабина-то больше, чем в реактивном,— заметил Валерий Быковский.
— Просторная, уютная... Вот только ручки или же штурвала управления недостает,— недоуменно заметил Павел Беляев.
— Чистая работа! — не удержался Павел Попович,
— А где же кресло пилота? — спросил Виктор Горбатко.
— Приборного оборудования куда меньше, чем в самолете,— заключил Андриян Николаев.