Косовский одуванчик
Шрифт:
* * *
Я СТАРТОВАЛА из «Бара Кукри» как на стометровке, к тому же финиш мне был хорошо известен, а вот результат угадать было трудно. Приштина под солнцем июня 1999 года смердела, как хорек, по крайней мере, мне так казалось от страха, что меня кто-нибудь узнает. Финишем была улица Хайдар Души, номер четыре, многоэтажка. Слободан жил сразу за ней, в небольшом домике с палисадником. Перед многоэтажкой я увидела Canada Press, снимающей женщину, и зашла ей за спину. Canada Press, вросшая ногами в землю, крепко держала камеру. Женщина говорила в
– Жили мы хорошо, до самого прихода оккупационных сил, тогда стало хуже, чем при бомбардировках. Давить нас начали сильно. Албанцы наши дома обходили и угрожали – придет и ваш черед... До появления этого КФОРа здесь семьдесят восемь семей жило, одиннадцать из них албанских. Мы решили защищать здание и квартиры. Но сначала должны были уйти мужчины, которые во время войны военную форму носили. Мы, женщины, организовали охрану, заколотили двери досками. Но нас каждый день все меньше становилось, а бандиты захватывали квартиру за квартирой. Нам, женщинам, эти из КФОРа раздали свистки, чтобы знак подать, когда на нас эти бандиты нападут. За те три дня, что после КФОРа прошли, на меня три раза нападали: два раза на улице. А вчера по дверям стреляли, а новая соседка, что поселилась в квартире господина Ашкенази, орала: «Дрянь косоглазая, мать твою сербскую, убирайся в Сербию!» Если уж еврей отсюда сбежал, то и мне пора. Поцеловала мебель и стены, двери поцеловала и КФОР, который сейчас меня до Сербии проводит... Нет, плакать не стану! Да, зовут меня Злата Живулов, вот уношу с собой горстку косовской земли и стебелек базилика.
Canada Press не выпускала камеру, следя за тем, как старая женщина влезает в бронетранспортер КФОРа, потом влезла туда же, не прекращая снимать бегство Златы Живулов.
Зашагала и я, и остановилась, когда кто-то окликнул:
– Хелло!
И я сразу поняла: из многоэтажки номер четыре по улице Хайдар Души спокойно вышел Гарольд.
– Что ты тут делаешь, беги, тебя разыскивают!
– Здесь не найдут, я залез в сербскую квартиру. Никому в голову не придет меня там искать.
Я побежала, и Гарольд бросился за мной, угрожая на ходу:
– Опять ты меня с немцем обманула!
– Идиот! – орала я на бегу. – Я думала, ты давно в Лондоне.
– Я без тебя никуда!
– Входи! – крикнула я, когда мы оказались перед маленьким домиком с большим палисадником. Я остановилась перед входом.
– Вольно! – приказала Гарольду. – Звоню!
За дверью послышалось звяканье цепочки.
– Слободан! – кричала я. – Открой, это Мария!
Двери чуть приотворились, выглянул Слободан.
– Мария, – говорит, – входи. Это что за господин?
– Мой любовник, – говорю, – не бойся.
– Что случилось? За тобой гонятся?
– Нет, гонятся за господином Ашкенази, его выставили на улицу со старухой матерью. Он не у тебя?
– Нет, – говорит Слободан, – мне тоже нынешней ночью угрожали.
– Ладно, – говорю, – дай воды попить.
– Садитесь, – говорит нам Слободан.
– Гарольд Кин, – представился мой парашютист.
– Вы тоже бежите? – спросил его Слободан.
– Нет, – говорю, – он нам поможет пробраться в Сербию.
Сказала, а как именно это сделать –
– Напои англичанина чаем, если у тебя есть, я уже пришла в себя. Гарольд, сиди! Слободан, где нам найти господина Ашкенази?
– На улице или на кладбище, это и меня ждет.
– Тебе албанцы угрожали?
– А у них право есть меня из дома выгнать, потому как командование КФОРа отказалось выдать мне визу в Америку. А у меня в Сан-Диего брат живет...
– Не переживай, у меня для тебя немец припасен, обещал помочь.
Гарольд расхохотался.
– Не смешно, – говорю. – Немец может сделать то, чего ты теперь не можешь!
– Не думаю, что у немца получится, если командование КФОРа уже отказало господину Слободану.
– Ладно, – говорю. – Если немец не сумеет, я сама все устрою.
– Как? – спрашивает Слободан.
– Дай мне еще попить.
– Уссышься, – предупредил Слободан.
– Точно, но только от идеи. Ты-то от нее усрешься, зато она нас выведет – тебя в Америку, к брату и демократии, а меня и Гарольда – в Сербию.
– Отличный чай, – говорит Гарольд. – А в Сербии есть такой?
Мы рассмеялись, как ежели бы это была монтажная склейка, возвращающая нас в прекрасное расположение духа.
– Ну и? – спрашивает Слободан.
– Скендер! – говорю.
– Что – Скендер? – опять Слободан.
– Отдашь ему жилье, а он выпишет тебе и господину Ашкенази с мамашей визу.
– Если ты всерьез, то я отдам.
– Будет всерьез, если у Гарольда еще остался револьвер.
– Остался! – рапортует Гарольд.
– Отдашь ключи Скендеру, он передаст тебя своим людям, они найдут Ашкенази, а далее по расписанию самолетом в Тирану, оттуда в Италию, и дальше – в Нью-Йорк.
– Вздор мелешь, – говорит мне Слободан.
– Только начала, – говорю. – Смотри, сейчас мы с тобой идем к Скендеру, знаю, где его отыскать, он мне сказал, когда я ему дом подарила, у него теперь кафана.
– И в той кафане?.. – спрашивает Слободан.
– И в той кафане отдашь ключи от жилья Скендеру. Когда Скендер закончит с тобой, господином Ашкенази и его старухой матерью, я отведу его сюда и объясню, как пользоваться твоим барахлом и когда поливать цветы, скажу, что нужно закрывать окна, потому что в любой момент может разразиться гроза.
– А что с господином Гарольдом?
– Я с вами, – говорит Гарольд.
– Знаешь, почему мы вас в футбол обыгрываем? – спрашиваю Гарольда.
– Грубо играете! – рассмеялся он.
– Нет, у нас всегда на идею больше, чем у вас. Вот и сейчас я использую лишнюю идею сербской живучести.
– Давай говори, хватит трепаться, – одернул меня Слободан.
– Так вот, – говорю, – мы уходим, капитан Гарольд остается, ждет нашего возвращения. Я вхожу со Скендером, капитан показывает ему револьвер и просит перебросить нас к границе с Сербией. Мы с капитаном Гарольдом уходим. Там его, скорее всего, арестуют, допросят, увидят, что речь идет о любви, а меня, прежде чем мы с Гарольдом обвенчаемся, остригут наголо за сотрудничество с оккупантами.