Кости Луны

Кэрролл Джонатан

Игруны, хохотуны, В шлемах, с галстуком вруны. Цып-цып-цып. Всегда любя Ты меня, а я — тебя.

Песня деревянных мышей. Единственное, что осталось у меня в этой новой пустоте, но сойдет и мышиная песня, голос еще не совсем пропал, так что я промурлыкала ее своему сыну Пепси.

Крепче вжавшись лбом в мои колени, он стискивал мне лодыжки, изо всех сил.

Деревянные мыши все выше и выше, А мышата и сыр из опилок — на крыше.

Он плакал, а я была его мама, вот и все.

Только это мгновение нам и оставалось.

— Пепси, ты самый лучший. Я горжусь всем, что ты делал. Буду любить тебя всегда. А если потом что-нибудь есть, то буду любить тебя и после смерти. Понимаешь?

— Да, мам.

Чили беззвучно зашел к нам за спину. Громко рыгнул.

— Начнем, пожалуй.

Пепси стал подниматься, но запнулся о мою ногу и упал прямо на меня — я едва успела его поддержать.

— Вставай! Хватит тут возиться! Бери пистолет, и начинаем!

Голос Чили звучал необычно высоко. Это был чей-то другой голос — кого-то, кого я не знала. Чили тоже боялся.

Они сели на противоположные углы кушетки. Чили засунул ствол в рот и выжидающе замер. Пепси попытался сделать так же, но пистолет был слишком велик, и он закашлялся.

— Просто сунь в рот, глупый! Не обязательно так глубоко. Не трать время!

Пепси закрыл рот, сглотнул. Открыв рот, сделал, как велел Джек Чили.

— Как уже сказано, я буду первый.

У меня даже не было времени поглядеть. Грохот выстрела заполнил комнату без остатка.

Я резко повернула голову, и прогремел второй выстрел.

— Пепси! — выкрикнула я, остановив взгляд на Джеке Чили…

Который выглядел точно так же, как мгновением раньше.

8

Я проснулась. Проснулась дома. Я была дома, в реальном мире. Также я знала — моментально, инстинктивно, — что никогда больше не увижу Рондуа, что бы там ни произошло с моим сыном. Вот почему Чили позволил мне присутствовать, пока объяснял условия испытания: он тоже знал, что я больше не вернусь.

Отбросив одеяло, я метнулась прочь из комнаты, из кровати, отовсюду. В квартире было темно, хоть глаз выколи; только сквозь шторы пробивался свет фонарей. Я вбежала в гостиную, проверить, кто там — Пепси или Чили. Но там никого. Нет, не совсем…

— Ой!

Элиот, спавший на кушетке в гостиной со времени отъезда Дэнни, вскинулся и непонимающе воззрился на меня:

— Что такое? Каллен, в чем дело?

— Где ребенок? Где Мей?

— Господи, Каллен, что случилось? Что такое?

— Да где ребенок?!

— Баиньки, в кроватке. Успокойся ты! Что с тобой такое? Что-нибудь не так?

Одолев последние несколько шагов, я уткнулась взглядом в темную колыбель,

моля, чтобы моя девочка — хотя бы она — была на месте, чтобы все было в порядке. Все нормально. Мей не спала и очень сердито смотрела на меня.

Выхватив ее из кроватки, я прижала малышку к своей пылающей груди. Мей расплакалась, но это было не важно. Важно, что она в порядке и ей ничего не грозит.

Прижимая дочь к себе, я оглядела комнату. На кушетке — только простыни и отвернутое одеяло, примятая подушка у подлокотника.

— Каллен, не будешь ли ты так добра сказать мне, в чем, черт побери, дело?

— Мне приснился рондуанский сон. По-моему, Пепси погиб. Я… не хочу говорить. Мне нужно немного походить, потом расскажу.

Элиот сел на кушетке и не сводил с меня глаз, пока я мерила шагами гостиную. На нем была красная фланелевая пижама, и волосы на голове стояли торчком. Мне вспомнилось прикосновение к волосам Пепси — это было только что. Я прибавила шагу.

В конце концов я опустила взгляд на Мей и увидела, что она заснула у меня на руках. Подойдя к кроватке, я осторожно уложила дочку и накрыла одеялом, которое совсем недавно трогал Пепси. Я не сводила с нее глаз. Мне обязательно было нужно знать, что она здесь, даже во сне.

Пересекла гостиную и специально села в кресло Элиота. На подлокотнике по-прежнему оставалось шоколадное пятно. Я чувствовала себя совершенно обессиленной.

— Кофе хочешь? Сейчас заварю, — произнес Элиот уже на полпути к кухне.

Я слушала, как он там возится, и вспоминала Джека Чили, пьющего воду из-под крана. Интересно, стакан так и остался в раковине?

— Каллен, без кофеина у вас не осталось. Сходить принести?

— Да нет, все нормально.

— Ладно тебе. Подожди секунду, я спущусь и принесу. У меня как раз есть твой любимый сорт, от «Дейли грайнд». Я быстро.

У двери он обернулся и громко спросил, не хочу ли я чего-нибудь еще. Я ничего не хотела; я хотела лишь узнать, как там мой сын. Со стороны двери донесся лязг многочисленных замков, и Элиот сказал, что, мол, сейчас — одна нога здесь, другая там.

Дверь с оглушительным грохотом ударилась о стену. Элиот ойкнул и вскинул руки — на площадке что-то происходило.

Затем послышался другой звук — звук резкого глухого удара, самый громкий в моей жизни.

Элиот неразборчиво буркнул и рухнул плашмя на площадку. Все произошло слишком быстро, чтобы я успела что-либо осознать. Я видела, как Элиот упал; видела, как из головы его выплеснулась кровавая радуга и запятнала пол.

Кто-то склонился над ним и размозжил ему голову. Раз, другой, третий. Каждый удар звучал глуше и мокрее.