Кости Луны
Шрифт:
Но не Дэнни Джеймс. Его ладони струились по моей спине невинными ручейками, и мне хотелось, чтобы те никогда не иссякли. Руки — это чудо; в них могут исчезать монеты, а еще они умеют разглаживать складки печали в мятых душах.
— Калли, ты плачешь, потому что тебе со мной грустно?
Я улыбнулась и уткнулась носом в его грудь. Его Речь, руки на моей спине, само его присутствие — такое чувство, словно кто-то открыл люк у меня на макушке и влил туда теплого молока, заполнив все тело до самой последней клеточки, насытив силой, витаминами, белизной.
Так
— Чем-чем, а стаканом молока меня еще не называли.
Минут через сорок он ощутил наконец разницу в часовых поясах и начал зевать. Я направила его в ванную и сказала, что, когда он там закончит, ему уже будет постелено на диване, чтобы сразу мог лечь. Через несколько минут он пришлепал в гостиную — в тапочках и симпатичной фланелевой пижаме размером с индейский вигвам.
— Все, постелено. Сейчас выйду, и можешь укладываться.
— Каллен, я буду спать с тобой. Не отнекивайся, все равно сейчас я ни на что не способен. Я приехал из такой дали специально, чтобы тебя увидеть, так что, пожалуйста, не надо этих игр. Обещаю быть паинькой, но спать будем вместе. Хорошо?
— Хорошо. — Я не могла поднять на него глаз, и сердце билось как бешеное.
— Прозвучало не слишком убедительно.
— Хорошо!!!
— Вот и чудно. А то я уже ног под собой не чую от усталости. До скорых встреч. Спасибо за обед, хоть даже и зеленый.
Он развернулся и пошлепал к спальне.
— Дэнни, я так рада, что ты приехал.
— Я тоже. — Развернувшись вполоборота, он устало помахал рукой.
Дошлепав до спальни, Дэнни улегся, как Гулливер, на мою кровать, явно удивленную таким поворотом дела. Я же отправилась на кухню и растревоженными руками вымыла посуду.
Когда я забралась под одеяло, ничего, разумеется, не произошло. Дэнни крепко спал. Перевернувшись на другой бок, я улыбнулась во тьму и долго слушала его ровное, с присвистом, дыхание.
Я проснулась, ощутив прикосновение к лицу, и, открыв глаза, увидела Дэнни, который в упор меня разглядывал. На лице его, припухшем и помятом со сна, застыла улыбка.
— Это все поясное время. У нас сейчас девять утра, так что я бодр и полон сил.
Я машинально придвинулась поближе и обвила руками его великанское, теплое от сна тело. Полежав так некоторое время, мы снова заснули.
Проснувшись в следующий раз, я учуяла аппетитный запах и пожалела, что Дэнни нет рядом, — насладились бы ароматом вместе.
Мне нравятся мужские плечи. Всегда нравились. Первым, что я увидела от Дэнни тем утром, были его плечи, совершающие сложный танец у плиты: Дэнни готовил завтрак. Я прислонилась к косяку двери, наблюдая, как Дэнни хозяйничает — очень умело, ни единого лишнего движения. И у него были восхитительные плечи. Широкие и мускулистые, они увенчивали стройное, ухоженное тело — в постели с которым я провела ночь. Мысль эта заставила меня улыбнуться; еще не бывало, чтобы я с кем-то спала без предварительного баловства. Я чувствовала себя как свежеотчеканенная монета. События прошлой ночи напомнили мне средневековую легенду, из самых известных: когда рыцарь без страха и упрека спит в одной кровати с дамой своего сердца, положив на всякий случай между собой и дамой верный меч, дабы избежать соблазна.
Единственное расхождение заключалось в том, что сейчас дамой сердца Дэнни была Дрю Конрад; я же довольствовалась ролью верной подруги, которой нужна помощь.
Осталось понять, отчего все-таки я в него немножко влюблена — то ли конкуренция взыграла из духа противоречия, то ли потому, что все его поступки с момента приезда были достойны восхищения.
Не зная, что я наблюдаю за ним, он включил радио, настроился на дискостанцию и стал пританцовывать с лопаточкой в руке. Получалось очень даже недурно.
— У тебя сохранились какие-нибудь детские фотографии?
Я вздрогнула; оказывается, он с самого начала знал, что я здесь. Обернувшись, Дэнни подбросил лопаточку в воздух и поймал двумя пальцами.
— Да уж, с тобой не соскучишься. Детские фотографии? Где-нибудь в дальнем ящике наверняка должны быть.
— Здорово! Давай сначала поедим, а потом покажешь.
— Зачем они тебе? — поинтересовалась я, садясь за стол.
Он уже занял мое обычное место, но мне нравилось смотреть, как он там сидит.
Интересно, ты уже тогда была такая красотка или как? — произнес он, ставя передо мной тарелку с яичницей-болтуньей, тостами и порезанными помидорами.
Яичницу украшала веточка петрушки. Самой своей необязательностью это ярко-зеленое пятно говорило о настоящей заботе и делало завтрак в сто раз лучше. Дэнни было не все равно; он заботился — о еде, которую готовит, обо мне… да обо всем.
— Я не привыкла к таким комплиментам, — сказала я, неэстетично закинув в рот большой кусок яичницы.
— Просто мужчины боятся признать твое преимущество. Чем женщина красивее, тем неуютнее чувствует себя мужчина.
— Это еще почему? Смех да и только! Передай, пожалуйста, соль.
— Потому что тяжело идти по улице с кем-то, на кого все заглядываются. А на тебя самого никто при этом внимания не обращает. Очень унизительно.
— А Дрю Конрад красивая?
Задав этот вопрос, я даже жевать прекратила и только спустя пару мгновений осознала, что моя вилка застыла на полпути ко рту.
Дэнни замялся, потом робко кивнул, старательно отводя взгляд.
— Для какой рекламы она снималась? Я могла что-нибудь видеть?
— Ну, не знаю… в принципе, наверно, могла, она — из самых-самых топ-моделей. Раньше в Нью-Йорке работала, так что наверняка и здесь известна.
— А ты на нее заглядываешься?
— Бывает.
Я слишком резко отодвинула тарелку, и та скользнула по столу, как хоккейная шайба.
— Ладно! Хорошо, признаюсь — я ревную. Нет, не так — я ее ненавижу! Смотрю сейчас на тебя и думаю: должны же быть в мире настоящие мужики. Да вот, один из них прямо передо мной сидит. Куда же, черт их дери, все остальные подевались? Мне почему-то встречаются либо пискуны, либо грязь под ногами.