Кости мертвецов
Шрифт:
— Чокнутого антропа? — переспросила Стелла. Она выжидающе смотрела на женщину.
— Входите, я заварю чай. — Она прошла в комнату, и Стелла, тронутая ее добрым взглядом, последовала за ней. — Парень, который раньше был здесь хозяином, — она убрала одежду с кресел и бросила ее на кровать, — Дэвид Уорвик. Я ничего о нем не слышала, но меня он и не интересует.
С полки за занавеской она сняла две чашки, бутылку молока, чайник и коробку с печеньем и расставила все это среди пепельниц, стаканов и бутылки джина.
— Он покончил с собой, — сказала она, глядя на закипающий
Стелла тоже взглянула на чайник и ничего не ответила. Впервые с тех пор, как покинула Австралию, она чувствовала себя спокойно. Она забыла о пестром, как попугай, небе и о руке, потянувшейся сорвать цветок. Ощущение враждебности оставило ее, и она почувствовала себя дома.
— Почему? — тихо спросила она.
— Долги. Посмотрите вокруг, все разваливается на глазах. Довоенные дома сразу узнаешь — они большие, просторные, с верандами. А после войны нас распихали по коробкам, в которых живут люди там, где снежные зимы. Полагают, что так оно цивилизованнее.
— А у него и вправду были долги?
— Недавно выяснилось, что огромные. Он занимал деньги у друзей. Но он был знаменитостью — знаете, что-то вроде национального героя, — и некоторые долги ему прощали, и он выходил сухим из воды. Наверное, он не умел обращаться с деньгами. Просто они его не волновали…
— Я не понимаю, — сказала Стелла, — как человек, не заботящийся о деньгах, мог покончить с собой, потому что их у него не оказалось.
Женщина выловила из чайника клок волос и протянула чашку Стелле.
— Я совершенно согласна с вами.
— Вы хотите сказать, что не верите, будто бы это самоубийство?
— Из-за денег? Нет. — Она говорила с легким акцентом. — И еще многие не верят в это. Это просто так говорится — ну, чтобы только что-нибудь сказать.
— Тогда из-за чего?
Женщина помешала чай. Веки ее были опущены, лицо омрачилось.
— Кажется, некоторым не нужен повод, — проговорила она. — Достаточно пожить здесь.
— Но этого не достаточно! — с чувством воскликнула Стелла.
Женщина продолжала мешать чай.
— Некоторые здесь не приживаются, — сказала она. — Нужно быть толстокожим. — Она подняла глаза, в которых светилась томная улыбка. — Как я. Я никогда ни на что не жалуюсь. Много солнца. Я люблю солнце, и купаться люблю. Мне нравится гулять целыми днями. У некоторых же сдают нервы.
— Только не у него! — воскликнула Стелла. — Он прожил здесь много лет.
— Нет. — Женщина отпила глоток. Если она и была удивлена осведомленностью Стеллы, то не подала виду. — Может быть, и нет.
— Но если люди не верят — я имею в виду долги, — тогда почему они ничего не делают? — Стелла подалась вперед. Чашка задребезжала на блюдце. Она поставила ее и сцепила дрожащие руки.
— А что они могут сделать? — Женщина подмигнула Стелле из-за поднимающейся струйки пара. — Что не пьете чай?
— Но ведь если они не верят, то им нужно докопаться до правды.
— Он умер, мы в его доме. Кому нужна эта правда, да и что будет, если она откроется? Что дальше? —
Блестящие глаза Стеллы были прикованы к лицу сидящей перед ней женщины.
— Истина и справедливость — это главное в жизни.
— Думаете? — Женщина рассматривала кусочек розового лака на ладони. Последние пять лет своей жизни она прожила среди сильных, или старающихся быть сильными, людей, и неавстралийская горячность Стеллы не тревожила ее. — А я думаю, что это не так уж много значит. Когда я вообще думаю, — добавила она, — что бывает нечасто, как мне говорят. Я мещанка. Я против знаний и истины. И уж точно против справедливости. Если бы все было по справедливости, многим хорошим людям не поздоровилось бы.
Стелла взяла чашку. Руки ее перестали трястись.
— Где его нашли?
— Он был в этом доме, один, если не считать гекконов.
— Гекконов?
— Эти малютки. — Она указала на потолок, где, распластав ножки, застыли две ящерки. — Не бойтесь их. Они безобидные. Есть поговорка, что, если у человека нет в доме геккона, ему нельзя доверять. — Она окинула Стеллу быстрым изучающим взглядом. — Кстати, меня зовут Сильвия Харди.
— Я Стелла Уорвик, — сказала Стелла, не глядя на нее. Она поставила на стол пустую чашку.
— Еще чаю? — спросила Сильвия, потянувшись за чашкой.
— Нет, спасибо. — Стелла встала и посмотрела на дверь, но ей не хотелось уходить. Ее отчаяние передалось и этой маленькой неубранной комнате, и ее хозяйке. — Вы знаете человека по имени Тревор Найал?
— Да, его все знают. Он из местных сливок общества.
— Вы знаете, где он живет?
— На холме. Где живут все большие люди. Пойдете по дороге по склону. Третий дом сверху.
Стелла направилась к двери.
— Не опаздывайте к обеду. Он полседьмого, а сейчас уже пять, — сказала Сильвия. — Он ваш друг?
Стелла покачала головой.
— Не совсем. — Ей показалось, что она заметила в глазах Сильвии недоверчивую усмешку. — Мне сказали, он может мне помочь.
— Наверняка он тепло вас встретит, — заметила Сильвия. — Это в его духе.
Стелла поднималась по крутому склону, вдоль дороги в пышных садах тонули дома. Некоторые внешне были похожи на только что оставленный ею дом — бунгало с верандами и откидывающимися, словно бока картонной коробки, стенами. Другие больше походили на австралийские жилые здания, квадратные, с забранными сетками окнами. Повсюду цвели деревья с черными стручками и перистыми листьями. Грозди цветов украшали пышные волосы двух папуасок, попавшихся ей навстречу у подножия холма. Она поднималась все выше, и внизу постепенно разворачивался вид на побережье, но Стелла не оборачивалась. В ней опять проснулось беспокойство, и она шагала быстро, не глядя по сторонам. Мимо проехал грузовик, прошла женщина в белом ситцевом платье, с теннисной ракеткой в руке. Она посмотрела на Стеллу, но не улыбнулась.