Кости. Навье царство. Книга 2
Шрифт:
Чем дольше я откисала в горячей воде, тем ясно-бредовее становились мои мысли и разбирало ломотой тело.
Как это – ясно-бредовее?
Очень просто. Ясно было, что мой душевный порыв справится в одиночку и пойти, куда послали был несусветной дуростью. А бредовее было от того, что даже сейчас я была не намерена отступать. То, что встретилась Царевна, восприняла как знак, что двигаюсь в правильном направлении и лес таки меня уберег.
Ведь не встретился мне Мишка косолапый, или Соловей разбойник, или… неожиданная мысль вновь
Устало замычав, закрыла глаза, облокотившись затылком на край лохани.
– У-у-у, Ягуся, - на свой манер позвала меня Елена, притронувшись прохладной ладонью к моему лбу, - да никак ты заболела! Ну-ка, вылезай.
Я попыталась встать, но меня занесло, и вот точно бы клюнула носом о жесткий бортик, если бы не цепкие пальцы новой знакомой.
– Тише, миленькая, тише. Давай, потихонечку.
Царевна напялила на меня просторную сорочку, скрывающую тело от шеи до самых пят и подвела к постели.
– А ты? – пробормотал, не приметив в тереме еще одного спального места.
– Да-к гостевая это, а я в хозяйских сплю. Не волнуйся.
Я послушно затихла, вдыхая аромат разнотравья исходящий от мягкой подушки.
Похоже, с момента моего приезда в Могилёв-Кощеев, следовало поцепить на лоб ленту: «Хочешь попасть в темную и беспросветную задницу – спроси меня как!»
Прости, Машка, надеюсь, тебя украл кто-то заботливый, потому как я, видимо, завтра никуда не пойду.
Ночью, то ли в бреду, то ли в дреме, заметалась от духоты и ощущения, что нечем дышать. Губ коснулась прохладная чаша.
– Сразу видно – дитя каменных джунглей. Вон как разобрало, от прогулки-то по навьему лесу. Али он тебя не принимает, али ты его, Ягуша? Али Ладомила грех на душу взяла… письмена нательные у тебя не простые-то. – Голос далекий, заботливый. Руки мягкие, пахнущие травами, помогли выпутаться от мокрой насквозь сороки, накрыли сухой простынею. – Пей, пей, милая! – я едва тронула пылающими губами край, сделала всего один глоток, закашлялась и откинулась назад, на взмокшую подушку, проваливаясь в небытие.
В тяжелых видениях то и дело мерещились дышащие огнем змеи и красноглазая чёрная тень.
– Заря моя, вечерняя зорюшка, прошу у тебя здоровьица, - нашептывал все тот же ласковый голос. – А вас я, горячки, пошлю по пням, по лугам, по болотам, по колодам, где человечьего голоса не слыхать.
Следующее пробуждение было хуже предыдущего. Мне вновь подсунули глиняную чашку.
– Пей! – хотя голос и приказывающий, на худом лице Царевны вижу сочувствие. Пробую сделать глоток, но горечь обжигает горло, внутри поднимается рвотный позыв. – Нет, - Елена приподнимает мне голову, тыкая в нос пахнущую свежестью тряпицу. – Придется проглотить
Послушно выпиваю все до последней капли. Она укладывает меня на влажную подушку, продолжая шептать:
– На реке Смородинке, под дубом, у моста, сидят три кита. А навстречу идут двенадцать девиц полуоборотом, простоволосые, распоясаны. Спросил первый кит: откуда идёте, куда бредёте? – С неветряной стороны, встречных знобить, кости ломить, огнем палить. Сломил второй кит по три прута-лозы в руку, отсыплю тебе, да по спине. – Не бей нас, кит, не будем ходить народ знобить, кости ломить, огнём палить.
– Что за бред? – хрипло простонала простонала я.
Тихий смех заполнил комнату:
– Бред-бред. Сколь скоро сон проходит, так и горячка твоя уходит. Спи! А то распугаешь голоском да всех моих женишков. У нас так вурдалаки по теням шастают да хрипят от жажды.
Комната поплыла, в виски ударило желанным холодком, глаза против воли закрылись. Но даже в объятиях сна мне все чудился налитый кровью и тьмой взгляд.
***
Не знаю сколько молча пялилась на мазанный потолок, когда проснулась. В теле была странная легкость, как бы я к себе не прислушивалась.
«Виски не давит. Боль отступила, как и жар. В голове пустота, как всегда бывает после высокой температуры».
Повернув голову к окну заметила, что день клонится к вечеру. Вспомнились слова Царевны о том, что днём она лягушка пупырчатая, а только ночью может быть сама собой.
«Значит, придется подождать».
Где-то в другой комнате тихо, меланхолично отстукивали часы. Тик-так, тик-так.
Скорее всего я вновь уснула под их монотонный ход, так как в следующее мое пробуждение, хозяйка была уже дома.
– О, Ягуша, легче тебе?
– Чувствую себя нормально, - согласилась я.
– Наконец-то! – обрадовалась Царевна. – Я уж было думала за бабкой твоей послать.
Увидев мой испуганный взгляд, Елена поспешно махнула рукой:
– Не волнуйся, не стала. Слава Богам, сама с тобой справилась, а лезть в чужие монастыри да со своим уставом не планирую. Скажешь за Бабой Ягой послать, так это мигом.
– Не надо посылать… пожалуйста.
Елена прищурилась, задумчиво всматриваясь в мое лицо:
– Но поговорить нам все равно придется. Не выпущу я тебя без объяснений, зачем ты в навий лес пошла, не инициированная, глупая. Да еще и запечатанная к тому же.
– Не говори никому о печати!
Бабушка же просила не рассказывать, что скрыла от глаз навьих. Видать, когда Царевна переодевала, татухи и увидела. И надо же было ей рассмотреть среди кучи именно ту, особенную.
Елена серьезно кивнула, взяв со стола чашу с питьем и вернулась ко мне, присела на край кровати.
– Жуткая гадость, но пить придется еще пару дней.