Кости
Шрифт:
Автомобиль остановился непонятно где, и в салоне воцарилась тишина. Тишину нарушил Борке.
– Так вот, я задаю вопрос, Владимир Игоревич, согласны ли вы взяться за это дело? Если да, я сообщаю вам примету, по которой вы будете искать клад.
Синицкий молчал ровно столько, чтобы расцепить судорожно сжатые челюсти.
– Да! – твёрдо заявил он.
– Прекрасно, – подвёл итог Борке. – Соглашение наше джентльменское. Поэтому бумаг подписывать не будем. Итак, я должен сообщить вам примету, по которой вы будете искать сокровища.
Борке посмотрел
– Пьер сообщил нам, что клад спрятан под землёй в доме на костях. Запомните?
– Под землёй, на костях, – механически повторил Синицкий.
– Отлично, – поддержал его Борке. – Желаем удачи.
Дверь распахнулась, и Синицкий увидел, что автомобиль стоит напротив всё того же рекламного щита. Послушно он покинул салон и скрылся в темноте.
Около минуты Борке и Кордак сидели молча. Первым тишину нарушил Кордак:
– Из ваших уст, господин Борке, пожелание удачи звучит как приговор.
– Напрасно иронизируете, граф. В этой истории у меня чисто академический интерес. Я не собираюсь ни препятствовать молодому человеку, ни тем более содействовать ему. Я лишь хочу оценить, насколько он действительно везуч. Вы думаете, прежде чем обратиться к нам, он уже не обращался к своим игральным костям? Уверен, они дали ему добро. Уверен, что каждый свой шаг он будет проверять на костях.
– Покер на костях, – задумчиво отозвался Кордак, – что же, давайте сыграем эту партию.
– В покер? – иронично усмехнулся Борке.
– В покер, – подтвердил Кордак.
– На костях?
– На костях… – ехидно усмехнулся граф, – господина Синицкого.
Глава 3. Проклятие Агасфера
Поезд прибыл в Черталяки в тот час, когда столичная ночная жизнь ещё не начиналась. Покинув тёплый и светлый вагон, Синицкий окунулся в сырую неприветливую мглу. Густой туман и редкие фонари делали непроглядную ночь совсем мрачной. Перрона не было. С высокой ступеньки вагона ему пришлось прыгать на крупную щебёнку, на которой он не увидел ни единого признака снега. Вместо него вдоль железнодорожного полотна лежали обломки кирпичей, пластиковые бутылки, куски ржавого металла да обглоданные кости, очень похожие на человеческие.
Дверь за спиной с лязгом закрылась. Не желая оставаться здесь ни минутой больше, поезд тронулся. Синицкий не успел ещё как следует осмотреться, а последний вагон уже скрылся в туманной мгле. Вокруг не было ни души. Вздрагивая от шороха щебня под ногами, Синицкий побрёл к ближайшему фонарю. Ему повезло. Подойдя поближе, он понял, что попал к главному входу вокзала. Здесь, в свете фонаря, он обнаружил за спиной небольшую стайку бродячих собак. Собаки не проявляли агрессии, но с интересом рассматривали пришельца.
Душераздирающий скрип дверных петель разбудил женщину за окном кассы. Её мрачный взгляд упёрся в Синицкого.
– Простите, – обратился он к ней, – где здесь у вас можно остановиться?
Женщина хмуро изучала Синицкого и молчала.
– Гостиница у вас здесь есть? – отбросив этикет, повысил голос Синицкий.
– А я знаю? – раздался голос из-за стекла, очень похожий на скрип дверных петель.
Синицкий прошёл через пустой и гулкий зал к выходу на привокзальную площадь. Дверь громыхнула, но не подалась.
– Закрыто! – проскрипел сзади женский голос.
– А как выйти?
Ответом Синицкому была тишина пустого зала. В сопровождении бродячих собак Синицкий нашёл дорогу к привокзальной площади всего за какие-то полчаса. Здесь, к радости своей, он обнаружил автомобиль со светящимися шашечками. Однако ни в машине, ни поблизости никого не было. Синицкий несколько раз оглянулся, а затем задумчиво побарабанил по мокрой крыше автомобиля пальцами.
– Слушаю вас, молодой человек.
Голос за спиной был низким и театрально протяжным. Он настолько органично вплетался в природу этой злодейской ночи, что у Синицкого появилось ощущение нереальности происходящего. Ещё не обернувшись, уже в боковое стекло автомобиля он заметил надвигающуюся чёрную тень. Сзади, сложив руки перед собой, стоял огромный мужчина с шапкой густых нечёсаных волос и такой же бородой.
– Слушаю вас, молодой человек, – повторил мужчина.
С трудом выдавливая слова, Синицкий произнёс:
– Где здесь у вас можно остановиться? Не подскажете?
Громила молчал. Склонив голову набок, он изучал Синицкого. Когда через несколько секунд тот уже пожалел о том, что вообще подошёл к этой машине, раздался невероятный густой бас:
– Ничего лучшего, кроме гостиницы «Ампир», предложить не могу. Бывшая гостиница НИИ мыла.
– Поехали, – согласился Синицкий.
Фары автомобиля выхватывали из темноты повалившиеся заборы, густо переплетённые растительностью, покосившиеся дома с чёрными глазами выбитых окон да ржавые остовы старой сельскохозяйственной техники.
– А где люди? – не удержался от вопроса Синицкий.
После нескольких секунд зловещего молчания и неожиданно прозвучавшего затем баса он заметно вздрогнул.
– Да где ж им быть? На кладбище! Ну, кроме тех, кто в столицу подался. Да и те, считай, сгинули.
Машину сильно тряхнуло на дорожной яме.
– А вы что же остались? – смелел Синицкий.
– А я как раз наоборот – из столицы сюда приехал. Лёг, так сказать, на дно.
От такого откровения Синицкий сжался. Лихорадочно соображая, что нужно говорить в таких случаях, он неожиданно для себя задал вопрос:
– А почему здесь?
– Края здесь музыкальные.
От такого поворота Синицкий открыл рот. Лицо его приобрело не самое умное выражение, которое, впрочем, надёжно скрывала мгла туманной ночи.
– Я ведь музыкант, – продолжил густой бас. – Окончил консерваторию по классу виолончели. Имел предложение продолжить обучение по вокалу. Но сбежал в эстраду. Семь лет беспробудно пьянки, гулянки да бабы из подтанцовки. Потом решил – хватит! Хотел здесь оркестр создать. А вместо этого создал семью. Ращу картошку да вот таксую по ночам.