Кости

Ерник М.

– «Сёстры Голема» – это женский клуб. Заводилой у них Амалия Левицкая.

– М-м-м, – промычал Синицкий набитым ртом, пытаясь сказать, что это имя ему знакомо.

Хозяин «Каштанки» воспринял мычание как знак одобрения и продолжал:

– Она внучка Натансона, самого богатого в здешних краях еврея до революции.

– До революции, – заинтересовался Синицкий. – А чем он занимался?

– Да чем… – не очень доброжелательно ответил хозяин. – Подпольный меняла-ростовщик. А по-простому говоря,

честных людей грабил. У Левицкой от его капитала осталось на сто рублей гонору и больше ничего.

Синицкий покачал головой, пытаясь сказать, что с этим он уже знаком. Но хозяин вновь воспринял это как благосклонность слушателя.

– Её клубное имя Мата Хари. Имела семь мужей, да все от неё сбегали. Собрала вокруг себя таких же баб-мужененавистниц. Занимаются магией, колдовством, каббалой да эротическими оргиями. В народе их клуб называют «Сёстры голые» и говорят, что они занимаются «кобелёй».

Хозяин тихо захихикал.

– А раз в году они совершают ритуальное поедание самца.

С трудом проглотив кусок, Синицкий кое-как выдавил из себя:

– Как это?

– Ну, петуха, там, съедают. Или кабана. При китайцах – кобелей ели. Ну, это мелочи.

Хозяин замолчал, но, заметив вопросительный взгляд гостя, продолжил:

– Есть у них бойцовые девки. Эти пострашнее будут. В пьяном виде могут насилие учинить.

– Какое насилие?

– Известно какое, над мужской плотью.

– И что, их до сих пор никто не посадил?

– Да кто же признается, что его девки изнасиловали?

– Ну это да, – согласился Синицкий. – Как же вы здесь живёте? Ведьмы, вурдалаки, бабы мужиков насилуют…

– Место здесь проклятое, – усмехнулся недоброй улыбкой хозяин. – Говорят, что когда-то давно проходил через эти места Агасфер, Вечный жид по-нашему. Просил приютить, обогреть. А местные евреи ему отказали. Вот он их и проклял. С тех пор здесь нечисть не переводится.

Хозяин замолчал, молчал и Синицкий, собираясь с мыслями.

– А этот, дед Левицкой, – наконец прервал он молчание, – что же он в Америку не уехал? С его-то капиталами.

Хозяин невесело усмехнулся:

– Может, и уехал бы, да не успел. Убили его в гражданскую. Их тут человек сто порубали, не меньше.

– За что?

– За то, что честных людей грабили.

– Евреи? – недоверчиво переспросил Синицкий.

– А кто же.

Глаза хозяина зло сузились.

– Православный народ здесь чем занимался? Купцы, промышленники, крестьяне. Ну, там, отхожий промысел. А евреи? Один человек в семье – музыкант, остальные – ростовщики да перекупщики. И все из одной семьи. Один – процент заломит, другой – цену собьёт. Глядишь, купец-то и разорился! И всё, что его деды-прадеды наживали, уже у евреев. Они так не одного купца сгубили. Оттого-то они такие богатые были.

– И что же, на них никакой управы не было?

– Да вот, только в гражданскую, когда их тут порубали, затеяла власть расследование. Откуда, мол, у вас такие драгоценности? Чем заработали? Но потом пришли красные и…

Хозяин невесело махнул рукой.

– И золото пропало, – закончил за него фразу Синицкий.

– А-а-а, так вы про золото знаете? – встрепенулся хозяин.

– Слыхал, – уклончиво ответил Синицкий.

– Так вот, я так скажу…

Хозяин перешёл на шёпот и подсел на лавку к Синицкому.

– Никуда оно не пропало. Евреи его прячут.

– Зачем им прятать собственное золото? – недоумевал Синицкий.

– А затем, что не еврейское это золото. Там только из ограбленного православного храма уйма драгоценностей. А ну-ка, сейчас спросят – откуда, мол, у иудеев православное золото? Дайте-ка ответ! Вот и прячут его до поры до времени.

– А что, разве его этот… батька Негоциант с собой не увёз?

– Вы и за батьку знаете? – покачал головой хозяин. – Все так думают. Но я вам так скажу.

Хозяин замолчал, подозрительно посмотрев на входную дверь. Затем продолжил так же тихо, вполголоса:

– Вы про Коняева что-нибудь слышали?

– Красный комиссар?

– Он самый. А вы знаете, что у него две могилы?

– Как это?

– А вот так.

Хозяин сделал многозначительную паузу.

– Одна – та, что с памятником, с венками, – это фальшивая. А другая, настоящая, без креста и даже без таблички, – та на старом еврейском кладбище.

– Как это может быть? – продолжал недоумевать Синицкий.

– В семьдесят девятом году, когда Коняев помер, его, как красного комиссара, героя Гражданской войны, решили похоронить на Аллее Славы. Как полагается, выкопали могилу. Но одновременно с этим выкопали могилу на старом еврейском кладбище, где уже давно никого не хоронили. Устроили пышные проводы, гражданскую панихиду. А на следующий день оказалось, что другая могила на старом еврейском кладбище тоже зарыта! Понимаете?

Синицкий ничего не понимал, но сказать об этом прямо не решался. Пауза затягивалась. Наконец он решился её прервать:

– Ну.

– Ну, – повторил хозяин. – А ведь точно известно, что в тот день никого больше не хоронили. Теперь понятно?

– То есть они там закопали золото?

– А что же ещё? – с жаром прошептал хозяин. – В фальшивой могиле – пустой гроб, а на еврейском кладбище они закопали Коняева вместе с золотом.

– А зачем Коняева-то?

– А чтоб золото на нём спрятать.

Аргумент прозвучал так убедительно, что Синицкий некоторое время молчал.

– А что же это золото ещё никто не выкопал? – наконец не выдержал он.