Костик из Солнечного переулка. Истории о самом важном для маленьких взрослых и огромных детей
Шрифт:
Иногда мне кажется, что я умею спать с открытыми глазами. Сижу, смотрю в одну точку, а потом раз – и полчаса прошло, а мне казалось, что я только три раза моргнуть успел. В этот раз так же получилось: не успел я хорошо всё обдумать про то, как легко человек может подлость совершить, как времени не меньше часа пролетело. У меня аж шея затекла в одну сторону смотреть. Поворачиваю голову, а напротив сидит Муся и не отрываясь смотрит на меня таким же взглядом, как я в пустоту обычно смотрю. Мы с ней встретились глазами впервые… И вот сидим так: она меня разглядывает, а я её.
Мне
Я снова не знал, как правильно поступить: позвонить маме или сначала схватить Мусю, чтобы она снова не убежала. С одной стороны, схватить – хорошая идея. Ведь пока буду звонить родителям, может и уйти. С другой – кошка может меня поцарапать. Решение я принять не успел. Муся сама подошла и запрыгнула мне на колени, покрутилась немного с непривычки (это же не мамины колени), потом всё-таки улеглась, свернулась клубочком и замурчала. Было очень приятно. Я боялся пошевелиться. Вспомнил, как дедушка из дома № 3а сказал: «Собаки, они человека понимают, а кошки – чувствуют».
«Муся, Муся!» – это мамин голос приближался. И папа для порядка бурчал: «Да где же эта кошка?» Родители вернулись во двор. И я быстрее, быстрее, пока они нас с Мусей не заметили, решил воспользоваться моментом и погладить Мусю по спине. Шерстка у неё была шелковая, приятная…
Ну конечно же, она меня тут же поцарапала! Тут же! Я от обиды и неожиданности вскрикнул и схватил её за спину, а она ещё и извиваться начала, будто я её бить собирался, а не гладить. Но тут к нам родители подбежали. Мама счастливая и заплаканная (ну надо же, столько плакать из-за какой-то кошки!). Папа счастливый, потому что устал кошку искать, а по телеку футбол.
Мама Мусю на руки схватила и поцеловала её в макушку, а потом меня поцеловала и назвала героем. А я никакой не герой. Я чуть не стал предателем.
Дома мне мама царапины перекисью обрабатывала, очень приятно дула мне на руку и отчитывала Мусю ласковым голосом: «Муся, как же ты могла Костика поцарапать? Он же тебя спас!» Таким же ласковым, как за подранный стул Мусю ругала. Но я не обижался. Я вот что подумал: если маме для полного счастья нужно, кроме нас с папой, любить кошку, то пусть любит.
Папа сразу пошёл досматривать футбол, мы с мамой тоже сели рядышком, чтобы составить ему компанию. А Муся… Снова забралась ко мне на колени. Но я её, конечно, уже не трогал. Пусть лежит себе, раз ей так нравится. Я потерплю.
Мама почему-то стала преувеличенно удивляться, радоваться и сказала: «Видишь, какая Муся умная? Ты теперь её герой!» Она ошибалась. Муся просто почувствовала, что за мной надо присмотреть, что я могу вырасти не очень хорошим и совсем не честным человеком. А мама никак не унималась и хвалила меня, поэтому я сказал папе: «Вообще-то, я не люблю футбол, а смотрю просто с тобой за компанию, чтобы тебе было не скучно» – и пошёл в свою комнату. Без Муси.
7. Про политику
У меня во дворе есть прозвище. Меня дразнят «дедом». Так и здороваются часто: «Привет, дед». Это всё потому, что я чаще не с пацанами играю, а с дедами сижу в беседке. Но это случайно так получается. Это не я к ним пристаю, а они ко мне.
Если я вижу, что в беседке кто-то сидит, я ни за что к ней не подойду, чтобы меня внутрь не позвали. Все знают, что я там люблю быть один. Но иногда ко мне деды сами приходят. Вот мы и сидим там вместе. Не могу же я встать и уйти, когда ко мне кто-то из стариков подсаживается? Это же будет неуважение. А я знаю, как обидно, когда подходишь к пацанам, которые во что-то интересное играют или смеются над чем-то, а они сразу замолкают или, ещё хуже, говорят: «Пойдём отсюда», – и уходят, а ты, как дурак, стоишь один.
Бывает, могут спросить: «Тебе чего?» А я не знаю ответа на этот вопрос. Я придумывал дома какую-нибудь классную фразу для начала разговора, но, когда подхожу, боюсь, что не смогу сказать, как дома подготовился, и торможу. Ну и вот. Так всё общение обычно и заканчивается.
Наверное, я добрый человек, потому что, когда ко мне кто-то подходит, я никогда сразу не ухожу, даже если мне неприятно. Я хотя бы скажу что-то вежливое перед уходом и «обосную». Слово «обоснуй» очень нравится папе.
Дедов я, вообще, обижать не хочу. В них есть что-то детское. Они мне нравятся. Их даже немного жалко. Некоторые очень умные, но всё равно ведут себя иногда как детсадовцы. Они любят собираться в нашем дворе за столом. Иногда просто сидят, на всех глазеют, а иногда в шахматы играют или в домино. И это очень удобно: их родственники всегда знают, где их искать. У нас в переулке ещё ни один дед не потерялся.
Когда сильно жарит солнце или дождь идёт, то не все деды во двор приходят. А те, что приходят, сразу ко мне в беседку усаживаются поболтать. Сначала они всегда разговаривают о погоде. Это такое долгое перечисление того, что происходило вчера. Потом говорят о том, как погода изменилась сегодня, и рассуждают, какой она будет завтра и следующей зимой. Это мирный разговор.
Потом чаще всего идут воспоминания. Это моя любимая часть разговора. Дедушка из дома № 3а рассказывает про то, какой наша улица была, когда он был маленький. Он у нас единственный старожил. Все остальные деды уже позже приехали. Мне нравится представлять, какие они все были молодые и могли бы не в беседке сидеть, а бегать по двору и играть в какие-нибудь игры. Может, и я бы с ними поиграл.
Иногда они про работу разговаривают или про свои семьи, но, о чём бы ни говорили, рано или поздно разговор доходит до политики. Вот этой части я очень боюсь. Здесь мне всегда хочется побыстрее встать и уйти без всяких объяснений, потому что мне кажется, что эти старые люди обязательно подерутся. Однажды точно подерутся. По крайней мере палками друг на друга они замахиваются и страшно кричат.
Я почти ничего не понимаю, про что они… Одно я усвоил: политика – большая гадость. Как только о ней заходит речь, люди страшно меняются.
Родители мне сказали, что однажды я тоже должен буду в политике разбираться, чтобы знать, за кого голосовать. Я хорошо подумал и решил, что если бы я и мог за кого-то проголосовать, то только за себя, потому что я никогда не кричу и не дерусь с дедами. Мне всех их очень сильно хочется успокоить. А ещё я переживаю, чтобы никому из них плохо не стало.