Костотряс

Прист Чери

— Миссис Уилкс, вы здесь?

— Мы внизу, — прокричала она в ответ. — Дайте нам еще секундочку, скоро поднимемся! — Затем Брайар вымолвила: — Скажи что-нибудь, Зик. Умоляю тебя, мальчик мой. Что-нибудь!

— Что я должен сказать? — спросил он. Судя по тону, он действительно не знал.

И она сделала попытку:

— Скажи, что не презираешь меня. Что все понимаешь — а если нет, скажи, что ничего в этом страшного. Скажи, что услышал то, о чем всегда хотел услышать, и что не сможешь отныне упрекать меня в скрытности. А если не можешь меня простить, то так и скажи, ради бога! Скажи, что поступила с тобой дурно, как и с ним много

лет назад. Скажи, что отказываешься понять меня, что мог остаться на вокзале с Миннерихтом и теперь жалеешь. Скажи мне, что не желаешь больше меня видеть, если такова твоя воля. Скажи хоть что-нибудь.Только не заставляй меня стоять перед тобой и мучиться неизвестностью.

Зик повернулся к ней спиной и вновь уставился на скопление кнопок, рычагов и потухших огоньков. Пристально взглянул на ссохшееся тело — лица он никогда уже не увидит. А затем взялся за стеклянную крышку и опустил ее, щелкнув замком.

Мальчик съехал с корпуса машины и остановился в нескольких шагах от матери, которая от ужаса не могла даже плакать, хотя и очень хотела.

Он спросил:

— Что теперь будем делать?

— Теперь?

— Да. Что мы теперь будем делать?

Сглотнув, Брайар разжала пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в ремень сумки. Ей нужно было знать.

— О чем ты?

— Ну, как поступим-то — поднимемся в дом, заберем денежки и вернемся на Окраину?

— Ты думаешь, нам лучше остаться здесь? Угадала?

— Ага, о том тебя и спрашиваю. Какой вообще смысл возвращаться на Окраину? А вдруг тебя уже уволили? Тебя не было несколько дней, меня тоже. Может, нам лучше взять остатки денег и попросить капитана, чтобы отвез нас на восток? Война ведь когда-нибудь закончится. Может, если забраться подальше на север или на юг… — Он сбился с мысли, и фонтан идей иссяк. — Короче, не знаю, — заключил он.

— Я тоже, — призналась Брайар.

И Зик добавил:

— И я тебя не презираю. Не могу.Ты пробралась в город, чтобы найти меня. Никто на свете, кроме тебя, даже пальцем бы ради этого не шевельнул.

В носу у нее захлюпало, на глаза навернулись слезы. Она потянулась смахнуть их и вспомнила, что на ней маска.

— Ладно. И хорошо. Очень хорошо, я рада это слышать.

— Пошли наверх, — сказал Зик. — Посмотрим, не завалялось ли там чего. А потом… потом… что сама предложишь?

Брайар обвила рукой его талию, крепко-накрепко прижала к себе, и они в обнимку поднялись по лестнице.

На верхних этажах шумели воздушные пираты — рылись в комодах, перебирали содержимое шкафов и полок.

— Давай-ка им поможем, — проговорила Брайар. — В полу спальни, под кроватью, есть сейф. Я всегда была уверена, что когда-нибудь к нему вернусь. Не знала просто, как скоро. — Она отчаянно гундосила и чувствовала себя почти счастливой. — Ведь так или иначе, а у нас все будет хорошо, правда?

— Очень даже может быть.

— Ну а насчет того, что нам делать дальше… — Дальше она пошла первой и вывела его обратно в коридор, и узкий проход затопил теплый свет их фонарей. — Времени на решение у нас не так уж много. Здесьоставаться нельзя. Подполье — не лучшее место для мальчика.

— И для женщины, как я слышал.

— Может, и для женщины. — Она не стала упорствовать. — Только к нам это не обязательно относится. В конце концов, я убийца, а ты… ты из дому убежал. Может, мы с этим городом и этими

людьми друг друга стоим. И может быть, из этого выйдет что-то хорошее. Вряд ли жизнь тут будет намного хуже, чем за стеной.

В гостиной их нескладной тенью встретил капитан Клай. В парадную дверь вошел Кроггон Хейни, на ходу поправляя маску и все еще сокрушаясь вполголоса по своему ненаглядному кораблю. В антракте между ругательствами он заметил:

— Странно все это, миссис Уилкс. Кажется, меня ни разу еще не приглашали ограбить чей-нибудь дом.

Она окинула взором свернувшиеся в трубочку сырые обои, размякшие ковры, непонятной расцветки квадраты на стенах — на их месте когда-то висели картины. Вдоль стены и возле камина стояли пустые скорлупки мебели; острые края стекол, торчащих из оконных рам, отбрасывали причудливые тени, словно бы выжженные на грязных стенах. Там, за окном, вставало солнце. Света худо-бедно хватало, чтобы разогнать царившие в комнате потемки, но ему недоставало яркости, чтобы придать ей по-настоящему трагичный вид.

Улыбка Зика давно истаяла, но он нацепил ее снова, как флаг, и сказал:

— Прямо и не верится, что в этой развалине еще может быть что-то ценное. Но мама говорит, наверху припрятаны денежки.

Она обняла мальчика и с нежностью притянула к себе — насколько он позволил. А пиратам заявила:

— Это мойдом. Если здесь еще осталось что-то путное, то самое время пойти и взять. А мне здесь больше делать нечего. Я собрала что могла, на жизнь должно хватить.

Зик стоял неподвижно, не мешая матери ерошить ему волосы, потом повернулся к капитану Клаю и спросил:

— А вы правда участвовали в побеге? Мама сказала, это вы принесли моего дедушку домой.

Клай кивнул:

— Истинная правда. Я и мой брат. Давайте-ка обчистим это местечко, вернемся на борт, и уж там я расскажу тебе об этом, если хочешь. Во всех подробностях.

Эпилог

На станции хмурый бригадир, облаченный в очень толстые перчатки, поведал Хейлу Куортеру, что нет, миссис Блю не вышла на работу в этот день. Собственно, за всю неделю она не оттрубила ни одной смены и, по мнению бригадира, больше здесь не работала. Нет, он не знает, что с ней такое случилось. И нет, он понятия не имеет, куда она могла подеваться и чем сейчас занимается.

Но если Хейлу сильно надо, или просто любопытно, или нечего делать, то он смело может осмотреть ее личные вещи, если какие-то еще остались. Насколько известно бригадиру, никто пока не удосужился опустошить ее ячейку.

Не было у Брайар ничего такого, чтобы заинтересовать других.

Кивнув, молодой биограф оттянул пальцем воротник рубашки; в помещении стояла невозможная духота. Из щелей в больших машинах сочился, выплескивался, а иногда и бил струей пар; из котла в котел шипящими, пенистыми водопадами тяжело переливалась кипящая вода, готовая к обработке. Рабочие посматривали на Хейла с недоверием и открытым презрением, хотя не знали даже, зачем он сюда пришел. Им было достаточно того, что одет он щеголевато, а под мышкой носит блокнот, и того, что на нем очки, запотевавшие каждый раз, как над его головой, чуть в стороне, расставалась со своим горячим содержимым очередная подвесная емкость. Он был человеком совсем другой породы, и рабочие не готовы были проявить доброжелательность. Они хотели, чтобы он прекратил мешаться у них под ногами и убрался.