Костры амбиций

Вулф Том

В гостиной Поллард смерил цепким косым взглядом щегольской наряд Киллиана, и на его лице появилась болезненная кислая гримаска.

— Здравствуйте, — сказал Поллард. Киллиан ответил со своей ирландской оттяжкой, и у Полларда, совсем как у отца Шермана, слегка затрепетали ноздри, когда он услышал название «Дершкин, Беллавита, Фишбейн и Шлоссель».

Шерман и Поллард опустились в кресла одного из тех мебельных ансамблей, которыми Джуди постаралась заполнить необъятные просторы помещения. Киллиан вышел в библиотеку к Оккиони.

— Вот что, Шерман, — начал Поллард. — Я переговорил со всеми членами бюро правления,

кроме Джека Моррисси, и хочу, чтобы ты знал, что мы тебя поддерживаем и сделаем все от нас зависящее. Я понимаю, каково вам сейчас — и тебе с Джуди, и Кэмпбелл. — Он покачал гладкой круглой головой.

— Что ж, спасибо, Поллард. Хорошего, конечно, маловато.

— Вот, а еще я лично связался с инспектором из девятнадцатого участка, и они обеспечат охрану нашего подъезда, чтобы можно было входить и выходить, но он сказал, что совсем удалить демонстрантов от здания он не имеет права. Я-то думал, они могут хотя бы футов на пятьсот их отогнать, но он уперся, дескать, нельзя. Безобразие, честно говоря. Эту банду… — Шерман чуть не воочию видел, как зашевелились извилины в круглой гладкой голове Полларда в поисках корректного эпитета, обозначающего расовую принадлежность банды. Нет, не нашел, прекратил поиски. — Эту свору! — Он еще покачал головой, потом еще.

— Идет игра в политический футбол, Поллард. А я в нем — мяч. Так бывает с теми, кто всю жизнь пытался выше головы прыгнуть, — Шерман попробовал изобразить улыбку. Вопреки здравому смыслу он старался расположить к себе Полларда, вызвать в нем сочувствие. — Ты, я надеюсь, читал сегодняшний номер «Дейли ньюс»?

— Нет, «Дейли ньюс» я и вижу-то редко. Но я читал «Таймс».

— А ты возьми, почитай статью в «Дейли ньюс», если будет время. Это первый материал, который дает представление о том, что произошло в действительности.

Поллард принялся качать головой еще печальнее.

— Пресса — такая же гнусь, как эти демонстранты, Шерман. Газетчики как с цепи сорвались. Караулят у двери. Набрасываются на всякого, кто хочет войти в дом. Меня прямо сквозь строй по дороге к дому прогнали. А потом всем скопом — на моего шофера! Такая наглость! Грязные азиаты. — Азиаты? — Ну а полиция, разумеется, ничего не может сделать. А как же, раз человеку повезло жить в таком доме, валяй налетай на него, громи.

— Не знаю, что и сказать. Мне очень жаль, что так получилось, Поллард.

— Н-да, самое печальное… — Он не докончил. — На Парк авеню такого никогда не было, Шерман. Не было демонстрации против Парк авеню как жилого района. Безобразие. Словно, если человек живет на Парк авеню, у него нет права на неприкосновенность жилища. А в эпицентре — наш дом.

Нервы Шермана напряглись в предчувствии того, что может воспоследовать, но что именно? Он принялся качать головой в такт с Поллардом в знак того, что разделяет его чувства.

— Оказывается, — продолжил Поллард, — они собираются приходить сюда каждый день или вообще устроить круглосуточное дежурство до тех пор, пока-пока я не знаю что. — Голова у него расходилась уже не на шутку.

Своей голове Шерман придал тот же темп качаний.

— Кто тебе это сказал?

— Эдди.

— Эдди, швейцар?

— Да. И Тони, он дежурил перед Эдди, до четырех. Он Эдди то же самое сказал.

— Я не верю, что они это сделают, Поллард.

— До сегодняшнего дня ты небось вообще не верил, что эта свора… что

они устроят демонстрацию перед нашим домом на Парк авеню, ведь верно? Это я к тому, что верь не верь…

— Тоже верно.

— Шерман, мы с тобой давние друзья. Вместе учились в Бакли. Святые были времена, а? — Он неловко, натужно улыбнулся. — Мой отец знал твоего. Так что я говорю с тобой как старый друг, который хочет сделать для тебя все возможное. Но я также председатель правления кооператива, и я несу ответственность, которая должна оттеснять на второй план личные предпочтения.

Шерман ощутил, что его лицо вспыхнуло.

— Что ты этим хочешь сказать, Поллард?

— Да только то, что я не вижу, как ты можешь чувствовать себя в данной ситуации хоть сколько-нибудь комфортно — ведь ты практически под домашним арестом. Ты не думал о том, чтобы… ну, куда-нибудь перебраться? Пока все здесь не поутихнет.

— А, об этом я думал. Джуди и Кэмпбелл с нашей экономкой и няней уже и сейчас живут у моих родителей. Честно говоря, я ужасно боюсь, что эти негодяи прознают, явятся туда и что-нибудь там учинят — ведь дачный дом совершенно не защищен. Я думал, не переехать ли и мне на Лонг-Айленд, но ты же видел наш дом. Все настежь. Везде стеклянные двери. От ежиков не отгородишься. Подумал я и о гостинице, но в гостинице с безопасностью вообще туго. Охотничий клуб — та же загородная вилла. Поллард, меня угрожают убить. Убить. Только сегодня раз десять звонили.

Маленькие глазки Полларда обежали комнату, словно ОНИ могли влезть через окна.

— Ну, если честно… тогда тем более, Шерман.

— Тем более — что?

— Ну, вот подумать… как устроиться. Ведь не тебе одному угрожают. В опасности все жильцы дома, Шерман. Я понимаю, вина здесь не твоя, по крайней мере, не впрямую твоя, но ситуации это не меняет.

Лицо Шермана горело, и он сознавал это.

— Не меняет ситуации! Ситуация состоит в том, что моя жизнь под угрозой, и это самое безопасное для меня место, а кроме того, здесь вообще-то мой дом, если мне позволено обратить твое внимание на такую грань ситуации.

— Тогда и мне позволь напомнить — причем опять-таки я это делаю только по соображениям высокой ответственности, — напомнить о том, что это твой дом постольку, поскольку ты являешься пайщиком жилищного кооператива. Кооператив — это вполне определенное понятие, связанное с обязательствами, которые берешь на себя ты и берет на себя правление согласно контракту, который ты подписал, внося свой пай. И этой ситуации я изменить не в силах.

— Это самый критический момент моей жизни, а ты мне о нарушении контракта?

— Шерман… — Поллард опустил глаза и вскинул руки вверх печальнейшим жестом. — Я должен думать не только о тебе и твоей семье, но и о тринадцати семьях, которые тоже живут в нашем доме. Ведь мы не требуем, чтобы ты предпринимал какие-то шаги необратимого характера.

Мы! Прямо как те, которые «Судьи — мы», и где — в стенах собственной квартиры!

— Слушай, а почему бы не перебраться отсюда тебе, Поллард, если ты так охренел от страха? Почему бы не перебраться отсюда тебе вместе со всем вашим вшивым правлением? Не сомневаюсь, что твой благородный пример вдохновит других, они тоже переберутся, и никому в вашем драгоценном доме не будет угрожать опасность, кроме злосчастных Мак-Коев, из-за которых и заварилась вся катавасия, верно?