Костры партизанские. Книга 2
Шрифт:
— Будет на то ваше приказание — роту немедля сюда верну. Потому пока в лесу и оставил, что вы — начальство бригадное — здесь. Думы свои я высказал без утайки, а прав ли — вам решать… Что на станцию самовольно налет совершил… Может, к тому времени, когда бы пришло ваше разрешение, вагона-то и не было уже?.. Как понимаю, не самовольство это. Оно как-то иначе называться должно.
Дальше разговор и вовсе мирно пошел. Командир бригады одобрил и перебазирование роты, и за налет на станцию похвалил. Все шло, казалось, лучше не надо, когда Николай Павлович
— А с неожиданным пополнением что делать будем, товарищи?
Никому не хотелось произносить те слова, которые просто обязаны были прозвучать сейчас.
— Сам знаю, что мне проверять каждого из них придется, — нахмурился Николай Павлович. — Может, ты, Иван Степанович, кого из них уже заприметил?
— Один о матери больной все говорил, — словно думая вслух, ответил Каргин.
— Считаешь, с него начать следует?
— Не, этот самый ясный, он весь на виду… А вообще-то чужая душа — потемки…
— По этому вопросу решение возможно только одно: всех этих парней небольшими группами разбросать по батальонам и ротам бригады, — подвел итог Александр Кузьмич.
— Может быть, точно так же поступим и с оружием, захваченным группой товарища Каргина? — оживился старший лейтенант Пилипчук.
— Вот на это нет моего согласия! — нахмурился Каргин. — Кто те пять автоматов в бою добыл? Кто?
— Не скупердяйничай, Иван Степанович. У тебя в роте и так почти все автоматами вооружены, — примирительно заметил командир бригады.
— Не жадность, а необходимость это, товарищ комбриг, — стоял на своем Каргин. — К примеру, какое вооружение имеет, скажем, взвод эсэсовцев? У всех автоматы и еще десять пулеметов! Вот какая сила в случае беды от одного взвода фашистов на нас обрушится! Так почему я хуже их вооружен быть должен?
— Что ж, резонно, — согласился командир бригады.
— Кстати, Иван Степанович, — вдруг заторопился Николай Павлович. — Приказ пришел твоих немцев переправить на Большую землю. Сегодня же мы их и заберем.
Пауля с Гансом забрать?!
— Значит, все же не доверяете? — еще сдерживая обиду и гнев, спросил Каргин. — Выходит, роли и то не играет, что они вместе с нами в боевых операциях участвовали?
— А вот сейчас, товарищ Каргин, вы не командирский разговор пытаетесь повести, — заметил командир бригады. — Почему вы так упорно долдоните только о каком-то недоверии? Почему вам и в голову не приходит что-то другое? Например, что они с большей пользой могут быть использованы там, куда их затребовали?
И верно, почему такое не пришло в голову?
Командир бригады не оставляет времени на раздумье, он говорит опять подкупающе добродушно, даже ласково:
— Не пора ли нам, товарищи, с бойцами Ивана Степановича поближе познакомиться? Заодно узнаем, как и чем он их кормит.
Все зашагали к лесу. Впереди — командир бригады с Федором. Не Федору, а Каргину полагалось сейчас быть рядом с командиром бригады, но не смог он пересилить себя, вот и плелся замыкающим.
Уже на гати, когда была пройдена почти половина ее, рядом с Каргиным оказался старший лейтенант. Какое-то время они молча шагали по ослизлым бревнам, потом начальник штаба бригады вдруг заговорил:
— Ты, Каргин, не думай, что я зануда, за параграфы уставов цепляюсь. А взъелся на тебя потому, что партизанщину — это когда каждый, что ему вздумается, то и городит — больше всего ненавижу. В партизанской бригаде дисциплина знаешь какая должна быть? Покрепче, чем в армии! Ведь здесь враги со всех сторон… Что молчишь? Или не согласен?
А Каргин смотрел на левую руку старшего лейтенанта. Она, эта рука со скрюченными пальцами, безжизненно висела вдоль тела.
— Что молчишь? Не согласен со мной, что ли?
— Войну когда и где встретил?
Старший лейтенант чуть замедлил шаг, перехватил взгляд Каргина, будто зацепившийся за его руку, и сказал, не скрывая большой обиды:
— В первом же бою, когда они через границу поперли, покалечило ее. Пограничник я… Бывший… Из-за этой напасти и в строй не пускают, сюда в начальники штаба спихнули!
— Ежели разобраться, на этой должности допустимо быть только человеку, у которого мозги не засушены. И военное дело понимающему, — ответил Каргин.
Больше ничего не было сказано. Но они поняли, что отныне если и будут цапаться, то исключительно по делу. Принципиально, даже беспощадно, но с самым искренним желанием понять друг друга.
Прошло около двух недель с момента возвращения Авдотьи. На первый взгляд в Слепышах все шло обычно, однако Василий Иванович с радостью обнаружил, что те три грядки, которые односельчане обработали в огороде Авдотьи, своеобразным мостом легли между всеми. Может быть, потому так случилось, что, сообща осилив сравнительно малое, люди подумали, что способны и на значительно большее, если перестанут отсиживаться по своим хатам. Причем (и это особенно обрадовало), убедившись, что старший полицай не препятствует, они стали даже собираться, чтобы обсудить кое-какие вопросы. Будто бы случайно встречались у колодца две или три женщины, шепотком судачили меж собой до тех пор, пока не подходили другие. После одного такого разговора, начатого Груней с Нюськой, женщины вдруг пришли к нему как к старосте деревни и заявили, что им в лес сходить надо. За цветами и сосновыми шишками; дескать, на шишках хорошо самовары ставить: и закипают быстро, и дымом мошкару и комаров отпугивают.
Василий Иванович, разумеется, дал согласие на эти походы. Только подчеркнуто официально предупредил, чтобы от деревни особо не удалялись.
Четыре дня подряд женщины ходили в лес. Возвращались в деревню лишь к ночи, и обязательно с корзинами, полными цветов и шишек. Василий Иванович будто не замечал, что чрезмерно тяжелы для цветов и шишек были иные из тех корзин.
Потом Виктор с Афоней ночью упрятали в яму, заранее подготовленную в лесу, около четырех пудов толовых шашек и девяносто семь самых различных гранат с пятью коробками запалов к ним.