Костры партизанские. Книга 2
Шрифт:
Василий Иванович не удостоил его ответом. Исключительно для того, чтобы дать почувствовать: сказанное начальником полиции не подлежит сомнению.
— Она бродила по деревням и такое плела, что сказать способна только ярая большевичка, — словно оправдываясь, начал пояснять Золотарь.
— Интересно, а что запели бы вы, окажись на ее месте? Неужели забыли, что за полгода она всю семью потеряла? Причем в смерти двух последних мальчишек ваш дружок Свитальский повинен… Может, она от горя с ума сошла?
Последнее подброшено как своеобразная приманка. Авось Золотарь ухватится за нее, чтобы хоть как-то оправдаться в
Золотарь упрямо наклонил лобастую голову и буркнул, будто выругался:
— Я медицинского образования не имею, никогда не горел желанием копаться в человеческих кишках.
Василий Иванович мог бы пошутить с намеком: дескать, насколько я понимаю, именно это и есть ваша сегодняшняя слабость. Словно поощряя служебное рвение Золотаря, сказать такое. Мог и осадить, заявив, что с начальством таким тоном разговаривать недопустимо. Но положение создалось настолько сложное, что попробуй мгновенно решить, как лучше и правильнее себя вести, чтобы и самому под коварный удар не подставиться, и Авдотье участь облегчить.
То, что он уже высказал, никак нельзя поставить ему в вину: он просто установил личность задержанной и высказал свое мнение в отношении ее умственных способностей. Ошибся в диагнозе? Тоже не криминал: и с опытнейшими профессорами подобное случается, а он — всего-навсего простой мужик.
Страшило, заставляло быть настороже другое: как сейчас поведет себя Авдотья? Надломленная допросами, узнав его, не наговорит ли она чего лишнего? Возьмет, к примеру, и скажет хотя бы о том, что человека из леса тайком на деревенском кладбище захоронили? Случится такое — соизвольте, пан Шапочник, дать объяснение, соизвольте выворачиваться. Да еще и так, чтобы рядышком с Авдотьей не оказаться.
А уж пан Золотарь из кожи вон вылезет, лбищем своим стену сокрушить попытается, но все сделает для того, чтобы навсегда убрать со своего пути Опанаса Шапочника.
За считанные мгновения все это промелькнуло. Поэтому Василий Иванович будто бы и оставил без внимания слова своего помощника, просто повернулся и ушел. Словно его нисколечко не волновала дальнейшая судьба Авдотьи.
В полном смятении чувств остался пан Золотарь в камере допросов. С одной стороны, он абсолютно правильно действовал, когда арестовал и допрашивал эту старуху, которая в нескольких деревнях призывала народ к партизанщине, во весь голос кричала: «Или мы безмозглые бараны, чтобы стоять в хлеву и ждать, когда и нам фашисты горло перережут?»
Много настоящих свидетелей должны подтвердить это…
Когда же полицейский, случайно оказавшийся поблизости, сделал попытку арестовать ее, эта старуха из складок своей юбки выхватила гранату. Вот и попятился, ретировался полицейский. Чтобы, как он утверждает, не свою жизнь обезопасить, а затаиться и, изловчившись, обезоружить эту большевистскую агитаторшу.
Врет, подлец, перетрусил, конечно, и все тут…
Однако он же и молодец: выждав момент, бросился на старуху и, разумеется, запросто спеленал ее.
Самое же обидное — этого пан Золотарь и сегодня не мог простить старой ведьме — без запала была та граната.
Уже за одно то, что полицейского при народе опозорила, эта старуха самой мучительной смерти достойна!
Однако нельзя забывать, нельзя мимо ушей пропустить и то, что изволил молвить пан Шапочник. Конечно, ему, пану Золотарю, наплевать на всю психологию, лично он фаталист и свято верит, что никогда не утонет тот, кому суждено быть повешенным. Разве хоть сколько-то оправдывает эту старуху то, что она всю семью почти враз потеряла? Что ж, в жизни случается всякое. Не выдержала, свихнулась после такого удара? Опять же — судьбой послано ей это испытание на жизненную прочность. И сама она виновата в том, что оказалась неподготовленной к нему и сломалась.
Не было у Золотаря и капельки жалости к Авдотье. Он, глазом не моргнув, растер бы ее в порошок, если бы…
Самое поганое — ничего конкретного не сказал проклятый Опанас! Казнишь или на все четыре стороны эту ведьму отпустишь — все равно ты один в ответе будешь, если высокое начальство начнет спрос: как, что и почему?
Окончательно доконал его Генка, вдруг вернувшийся в камеру допросов. Он подошел и прошептал, обдавая дыханием:
— Учти — он рукастый.
«Рукастый» — следовало понимать: и у самого у него руки длиннющие и мертвой хваткой наделены, сожмут — захрустят ребрышки, как у Свитальского; и к фон Зигелю он подход соответствующий знает, почти после каждой беседы с ним свою личную выгоду имеет.
Что ж, спасибо за напоминание…
Интересно, по собственному соображению или по подсказке чертова Опанаса заявился сюда Генка?..
Очень вежливо — на «вы» — матюкнулся пан Золотарь и почти выбежал из камеры допросов, хлобыстнув дверь: пусть хоть заживо сгниет здесь эта старая ведьма, а он больше пальцем не шевельнет, пока конкретных указаний не получит!
Что такое счастье? На этот вопрос еще недавно Нюська без долгих размышлений ответила бы так: она лично, сколько себя помнит, все время мечтала о любящем муже; и чтобы он видный из себя был, с положением и заслугами, пусть и малыми, но людьми признаваемыми. Как приложение к такому мужу дом — полная чаша: пожелай чего — пожалуйста, дорогая, вот оно!
Совсем недавно таким виделось ей счастье. Не общее для народа какой-то страны или всего мира, а ее личное, можно сказать, только ей и нужное.
А вот теперь она жила под одной крышей с любимым. Как соседка или близкая родственница жила, не больше. Он, как и раньше, еще в Слепышах, держался с ней ровно, ни разу ни словом, ни взглядом не обидел. Но даже и малюсенького шага к сближению не сделал. Больше того, вернувшись поздней ночью, иной раз он даже поесть бывал не способен; посидит за столом в кухне, накурится вдоволь, словно этого в полиции нельзя себе позволить, а потом, ни слова не обронив, уходит в свою горницу — самую малую в доме, — завалится там на кровать.
Сразу засыпал или только лежал — этого она не знала: ни разу не осмелилась непрошеной заглянуть к нему.
И в доме, хотя он просторный, хотя под рукой для услуг — только захоти! — всегда мигом появится Генка, такой сообразительный и ухватистый, что бровью поведи — твое желание поймет и в лучшем виде исполнит, — при всех этих-то условиях в доме только и есть то, без чего прожить невозможно.
И все равно Нюська была счастлива. Счастлива от сознания того, что может быть полезной Василию Ивановичу — постирать его латаную гимнастерку, обед сготовить.