Костры партизанские. Книга 2
Шрифт:
Да, это он, Каргин, нарочно и с самого начала так вел бой: приучал фашистов к тому, что в этом лесу тишине нельзя верить. И добился желаемого: только утром, когда рота уже давненько снялась со своего рубежа обороны, фашисты повели, и то предельно осторожно, свое последнее в тот день и тоже бесплодное наступление.
Вроде бы все и задумано, и в жизнь претворено было удачно, но все равно Каргин чувствовал себя виноватым. В том виноватым, что его рота понесла такие потери: может быть, он что-то недодумал? Ведь двенадцать человек из жизни навсегда ушло!
Но сколько
Похоже, только Костя Пилипчук и понимал его. Ведь лишь он как-то подошел и сказал, глядя в сторону:
— Такова уж, Ваня, любая командирская должность, что спать спокойно не дает. Конечно, если ты по-настоящему командир, — и сразу же перескочил на другое, давая понять, что не ждет ни возражений, ни согласия Каргина: — Честно говоря, я побаивался за твоих новеньких, думал, распсихуются с непривычки. А они ничего, нормально себя проявили.
Что верно, то верно: в бою все достойно себя вели. Даже Стригаленок, в котором Каргин сомневался больше, чем в ком-либо другом. Но особенно обрадовал Серега Соловейчик: этот и патронов сравнительно мало израсходовал, стрелял, как многие свидетельствовали, только наверняка; и отходил точно со всеми и на своем месте, даже попытки не сделал опередить кого-то.
Настолько достойно вел себя в том бою Серега, что Каргин сначала даже хотел перед строем объявить ему благодарность. Но, подумав, решил повременить: разве полностью разгадаешь человека, если только в одном бою его видел?
Единственное, что придумал, — на недельку отпустить Серегу в родную деревню. Чтобы больную мать навестил, если обстановка позволит. Конечно, не в саму деревню отпустить, а просто в те края. И неделю срока решил потому дать, что дорогу туда и обратно учел, время, на разведку необходимое, сюда же приплюсовал.
Серега пришел точно в указанное время, хотя и не очень умело, зато старательно вытянулся, остановившись в трех шагах от Каргина, козырнул и выпалил, глазом не моргнув:
— Товарищ командир, боец Соловейчик явился по вашему приказанию!
Приятно Каргину было, что молодняк старается освоить азы военной науки, однако удержаться от замечания не смог.
— Это привидения в сказках да твой командир Юрка — являются а военнослужащие, которые без заскоков, они прибывают.
Серега покраснел — вот-вот кепчонка вспыхнет, однако глаз не отвел, и голос его даже не дрогнул, когда повторил, исправляя ошибку:
— Боец Соловейчик прибыл по вашему приказанию!
— Ты вот что… Молодцом ты вел себя в том бою, и командование, — за этим словом Каргин надеялся спрятать себя, — разрешило тебе домой наведаться.
Серега, казалось, равнодушно выслушал и слова благодарности, и разрешение домой наведаться. Каргин посчитал, что это порождено растерянностью, может быть, даже некоторой боязнью появиться там, где его наверняка ищут, и начал расшифровывать свои слова:
— Наше доверие ты заслужил, а что касается прочего… Очертя голову в деревню не суйся, сначала все разведай, определи…
— Не надо, товарищ Каргин, про мой дом… Можно, я во взвод вернусь?
— Как так во взвод вернешься, если тебе такое доверие оказано? — начал сердиться Каргин.
— За доверие — спасибо… И если в разведку посылаете, то я хоть сейчас… А про дом — не надо.
— Да почему не надо-то? — окончательно вскипел Каргин.
— Они… Они убили маму. Меня забрали, а ее почти сразу же после этого и убили… Как больную, которая не может…
Не осилил Серега того, что должен был сказать, и замолчал. Какое-то время молчал и Каргин. Потом все же спросил:
— Тебе-то откуда все это известно?
Серега впервые промедлил с ответом. Этого было достаточно, чтобы Каргин понял: Юрка самовольно заглянул в те края или послал кого-нибудь. Обидело, возмутило не столько то, что Юрка сделал это самовольно, а то, что результаты разведки остались тайной для него, Каргина. Может, вся рота, и уже раз сто, обсудила данный житейский факт, а он, командир, сейчас впервые о нем услышал? Да и то случайно!
— Ты, боец Соловейчик, иди с миром, иди… А потатчику твоему… — Каргин замолчал, не найдя слов, которые смогли бы точно выразить весь гнев, обуявший его.
— Тут я, валяй, используй свою власть, — раздалось из-под лохматой ели, около которой Каргин разговаривал с Соловейчиком, а еще через три секунды — не больше — появился и Юрка.
— Подслушиваешь? — непроизвольно вырвалось у Каргина.
Только вырвалось, а он уже понял, что допустил непростительную промашку. Действительно, едва не пощечиной прозвучало это слово, и Юрка расправил плечи, глянул на Каргина уже не виновато, а зло, и зачастил:
— А кто, товарищ командир, дал вам право оскорблять бойца? Мало того, что тыкаете ему, как барин своему крепостному, вы его еще с головы до ног оскорблениями обливаете! Что, на этот район наша советская конституция уже не распространяется? Разве здесь уставы нашей армии уже не действуют?
— Ты полегче насчет конституции и уставов, — уже миролюбиво заметил Каргин, у которого, как только он глянул на разгневанного товарища и услышал его выкрики, сразу всплыло в памяти все, что довелось пережить вместе с ним; вспомнилось — и пропала всякая охота выговаривать даже за дело. И еще Каргин понял, что эта Юркина злость — игра, не больше. Юрка же не уловил перемены в настроении Каргина и продолжал с прежней напористостью:
— Почему их здесь нельзя вспоминать? Или только мне не дозволяется о них даже словом обмолвиться?
Каргин решил тоже включиться в игру, начатую Юркой, поэтому насупился до суровости, но не заорал, а сдавленно прошипел:
— А кто тебе, паразиту, позволил матюкать своего командира?
Обвинение Каргина могло иметь под собой реальную основу — распалившись, Юрка, случалось, и матюкался, не замечая этого, — и Юрка сразу сломался: заморгал глазами, даже покосился на Серегу, словно просил его подтвердить или опровергнуть обвинения Каргина. Но Соловейчик дипломатично смотрел только на ель, за которой еще так недавно прятался Юрка.