Костяной капеллан
Шрифт:
Он в бессильной ярости сплюнул на пол, затем потянул носом воздух и взглянул на свои сапоги.
– Ладно, – ответил он через миг. – Ладно, Томас.
Он всегда был таким, когда его приступы гнева отступали. Тихим, виноватым. Иногда, вот как сейчас, слезливым. Я видел, что он старается, как может, сдержать слёзы перед своим отрядом, и это с его стороны было весьма разумно. Тому же Биллу Бабе прилюдно развесить сопли, может, и сошло бы с рук, а вот Йохану – не думаю. По крайней мере, если только он собирается и дальше оставаться главным.
Я глянул на Сэма Простака, что сидел в полубессознательном состоянии у камина, – из сломанного носа сочилась струйка крови, один глаз совсем заплыл. Анна встала,
Я принял решение в любом случае вернуться домой – вместе со своим отрядом и всеми, кого удалось собрать из остатков полка, вернуться и вновь добиться того, что мне принадлежит по праву. Ребята Йохана, я был уверен, пойдут за ним, а со временем станут моими ребятами. Мне они пригодятся. Тётушка Энейд заправляет семейным делом – это Йохану я так сказал. Хотелось бы мне, чтобы так оно и было, но биться об заклад я б не стал. По правде говоря, я бы и ломаного гроша на это не поставил, учитывая всё, что мы наблюдали вокруг с тех пор, как вернулись. Впрочем, так было только по сёлам. А что к этому времени творилось в городе, то одной Госпоже известно.
– Хорошо, – сказал я. – Вот и хорошо, Йохан. Ещё пивка-то выпей, чего ты? Здесь им хоть залейся.
Пива было хоть залейся, и это тоже было хорошо. Во всей стране, как уже писалось, свирепствовал голод, и земли к югу от этих мест были объедены почти до крошки. В этом же трактире, в этом захудалом местечковом трактире посреди захудалого ярмарочного городишки – в нём всё-таки нашлись и бочки с пивом в погребе, и жилистое мясо, и немного корнеплодов на кухне. Значит, мы движемся впереди основного войска, и за это воздал я хвалу Госпоже нашей.
Я снова сел, размышляя о нашем положении, покуда ребята вокруг меня надирались до беспамятства. Немного погодя пришла Анна Кровавая и вновь подсела ко мне, держа в каждой руке по кружке. Поставила на стол, молча со мною переглянулась. Анна была намного трезвее прочих, верно, даже вовсе не опьянела. По ней это было сложно понять. В моих глазах всё равно она оставалась моей правой рукой, даром что сэр Эланд воображал ею себя. Не то чтобы я знал, насколько можно полагаться на Анну, но сэру Эланду доверять вообще нельзя. О, Анне я бы доверил свою жизнь на поле битвы, это уж без сомнения. И так на самом деле не раз уже бывало, и я считал за честь звать её своим другом, но теперь, когда мы почти дома? Теперь мы, можно считать, уже вернулись, нас звало к себе семейное дело, а это совершенно другой расклад.
– Выпей, начальник, – сказала она, пододвинув одну из кружек ко мне. Я кивнул и отхлебнул чутка из благодарности, хотя по-настоящему и не хотелось.
– Заметила, как этот городок называется, Анна? – спросил я. Она пожала плечами.
– Да что-то там на «-форд». Грабельсфорд? Цапельсфорд? Вот навроде этого.
– Ничего странным здесь не показалось?
И снова она пожала плечами:
– Ярмарочный городишко. Они все как один.
Она была права; такие городки действительно все были как один. Сожжённые, опустошённые голодом, выкошенные чумой – все без исключения, какие нам ни встречались в нашем долгом и медленном походе домой. Все вплоть до этого.
– Этот не такой, – сказал я. – Этот не вымер.
– Недолго ему осталось, – ответила Анна. – Здесь три тысячи голодных ртов.
Надо признать, в её словах был резон. В такие уж времена мы жили. И пока дело обстояло именно так, мы могли воспользоваться этим по полной.
Глава третья
Наутро я проснулся, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки, – конечности не слушались, а башка трещала. Я выпрямился, сглотнул слюну, отдающую прокисшим пивом.
Большая часть отряда всё ещё лежала вповалку там же, где упала, – все, кроме Анны Кровавой. Она сидела у двери – обрезала ногти остриём кинжала и, очевидно, несла вахту часового. Она, Анна, была хорошим солдатом. Должен же быть в отряде хоть один хороший солдат!
– Утро доброе, начальник, – поприветствовала она.
Кивнув ей в ответ, я встал и направился на задний двор, чтобы справить нужду. Кухню, увидел я, обобрали подчистую, все шкафы и ящики были нараспашку, а всё съедобное из них уже выгребли. Умел-таки Котелок добывать провизию, тут надо отдать ему должное.
Я остановился на грязном дворике за трактиром, и моя струя слилась с утренней моросью. Было зябко, а всё вокруг как бы окрасилось цветом свежего дерьма. Может, городок этот пока ещё не вымер, но было видно, что осталось ему недолго, а прибытие нашего полка, несомненно, ускорит его кончину.
Возвёл я глаза к низко нависшему небу и прикинул, что время где-то час после рассвета. Подтянул и подпоясал портки, затем прислонился ненадолго к двери и задумался.
Вот мы уже в трёх, ну, может, четырёх дневных переходах от Эллинбурга. Уверен – в этом городке полк распадётся. Здесь повсюду земледельческие угодья, а ребята по большей части из сельских, и им не терпится вернуться к родным полям, жёнам, свиньям да овцам. Кому повезло, тем даже есть к чему возвращаться. Ну а мы с Йоханом выросли в городе, так же как Лука Жирный и Котелок. Взрослели мы вместе все четверо, вместе учились в школе. Эти двое знали, что у меня за дело, а Лука до войны нам в нём нет-нет да и подсоблял. Малый был он добрый и при необходимости очень изворотливый. Может, он и был жирен, но при этом силён, а уж дрался отменно. О, Госпожа, и умел же он драться!
Из Котелка боец был никудышный, зато он умел воровать и готовить пищу, и этими двумя умениями приносил огромную пользу. Во всяком случае, в полку, где драться умели почти все, а вот готовить – едва ли, ему цены не было. Я был рад тому, что он тогда влился в нашу братию, рад я был и тому, что теперь он у нас в отряде.
Чем же займутся в городе остальные – сэр Эланд, Брак, Стефан, Анна Кровавая, Борис, Ник Нож и все прочие? Сэр Эланд говаривал – бывал он, дескать, в Даннсбурге, даже при дворе, впрочем, верить этому стоило не больше, чем басням о его предполагаемом рыцарстве. При дворе – при дворе той самой королевы, сражаясь за которую, мы прошли всё это адское пекло, – не очень-то жаловали подобных сэру Эланду. Я даже толком не имел понятия, какая она из себя, королева-то. И всё же сэр Эланд так красочно плёл, что, ежели ты глуп или пьян, то во хмелю его россказни покажутся даже в чём-то убедительными, так что, полагаю, он, на худой конец, и впрямь видел какой-нибудь город. Впрочем, точно не Эллинбург. Там-то он явно не был. Выговор его походил на южный или западный, ну а мы вот уж несколько недель двигались на север. Там, на севере, был наш дом – вдали от границы. Вдали от войны. Там, среди холодных болотистых холмов, набирали наш полк, и там же он вновь распадётся.
Я не знал, что станется с ребятами. Тех, кто думал, что вот воротятся да и заживут, как жили раньше, поджидало, насколько я мог судить, неприятное открытие. Жёны их, скорее всего, околели от голода или от чумы, либо сбежали с первым, у кого нашлось для них что-нибудь съестное. Овец их отымели, свиней сожрали, поля сожгли. В такие уж времена мы жили.
Да, мы победили, но какой ценой? Ради этой победы королева ввергла страну в нищету, вымерла вся торговля, затем сменилась погода, пропал урожай, а потом ещё и чума. Человек суеверный сказал бы, что все эти беды связаны, только насчёт этого не знаю. Я капеллан, а не мистик, а Госпожа не давала ответа.