Костяной Скульптор. Часть 7
Шрифт:
Глава 190
— Окружай его, окружай! Не упустите гада!
Рух, один из моих квартирантов, до того бывший некро-драконом на пятнадцатом этаже подземелья некроманта, не шёл ни в какое сравнение с этой тварью. Длиной метров в двести и с пастью, в которую с лёгкостью поместился бы Нэйтулисомальский храм, под которым меня держали, в человеческом мире он стал бы настоящим бедствием. Несмотря на то, что крыльев у него не было, так что технически драконом он не был, ядовитое коррозийное дыхание и явное наличие довольно развитого интеллекта не позволяли относиться к монстру просто как к гигантской ящерице. А если учесть, что его энергия явно превышала ранг Живой Крепости, то в том, чтобы называть эту нежить зомби-драконом не было ничего зазорного. И даже то, что он улепётывал
Да, догнать зомби-дракона было не так сложно, в нашей разношёрстной компании только Лаэна, Рагок и Буль не умели держаться в воздухе тем или иным способом. Найс использовал магию пространства, Агнес — ветер, Веск, как тварь теней, в принципе не нуждался в твёрдой опоре под ногами, Лиорат парил за счёт энергии смерти, а у меня был мой верный драголич. Так что следовать за не имевшим крыльев ящером было довольно просто. Проблема была в том, что, следуя совету Демиургов монстров, с которыми я успел пообщаться в подземелье некроманта, нам нельзя было применять мощных способностей, не оградив территорию вокруг от внешнего мира. Неестественные всплески энергии могли привлечь внимание Воплощений и тогда вся задумка с перемещением на континент нежити оказалась бы бессмысленной. Да, здесь, в Заброшенных землях, шансы быть обнаруженными снижались, но рисковать всё равно не хотелось.
Поднявшись на Карадоре над очередным горным хребтом, я в который раз стал свидетелем выжженного пейзажа, тянущегося от горизонта до горизонта. С Войны Короля прошло пятнадцать тысяч лет, а эта территория, занимающая около семидесяти процентов всего континента мёртвых, до сих пор оставалась безжизненной. Конечно, мир нежити в целом сложно было назвать «живым», но между Заброшенными землями и обитаемыми территориями была огромная разница.
Потому что глядя на то, как существовала нежить этого мира, становилась понятна главная доктрина некромантии: «Смерть — это не конец». Здесь это правило было возведено в абсолют, поскольку энергия, что несла лишь забвение всему ЖИВОМУ, для МЁРТВОГО была примерно тем же самым, что и энергия жизни для, без тавтологии не обойтись, живых. Здесь некромантия была не жуткой и губительной, а наоборот, исцеляла и давала силы. А сама энергия смерти, обильно разлитая в окружающем мире, была основой и подпиткой для экосистемы, невозможной на человеческом континенте.
Конечно, уход в крайность и предположения, что мир мёртвых был точным отражением мира живых, просто с другим вектром, и здесь у скелета-мамы и скелета-папы рождались маленькие скелетики, были ложными. Смерть, хоть и была отражением и продолжением жизни, работала по совершенно иным законам. Но у континента нежити были свои флора и фауна, была смена времён года, состоявшая всего из двух сезонов, но всё же, были свои природные циклы. Нежить создавала страны, строила города, заключала союзы и объявляла войны — мир мёртвых во многих смыслах не был мёртв. А вот Заброшенные земли были не просто мертвы, они были пусты.
Кроме камня, энергии смерти и редких монстров, из этой энергии рождавшихся, здесь не было ровным счётом ничего. Уж не знаю, что именно сделал мой древний прообраз, чтобы сотворить подобное, но даже Лиорату в этих горах было сильно не по себе. У остальных всё было куда хуже. Агнес и Лаэна уже после нескольких дней пребывания в Заброшенных землях уже видели и слышали самые настоящие галлюцинации. Сиора, питомица кареглазой, львёнок с примесью какой-то уникальной кровной линии, успевшая вырасти уже до размера крупной рыси, начинала жалобно скулить, стоило нам пересечь границу земель, а через пару дней с трудом могла сама ходить и есть. Так что малышку пришлось оставить под присмотром Буля на обитаемых территориях. Найс, как бывший Правитель, был покрепче, но бессонница, крайняя раздражительность и невозможность сосредоточиться даже не простейших вещах его тоже начинали беспокоить довольно быстро. Рагок, поскольку не являлся во всех смыслах этого слова живым, выдерживал местную ауру куда лучше, но даже на демонического графа это место оказывало своё воздействие. И даже мои квартиранты жаловались, что ощущают непонятное давление.
Я был единственным, кто не ощущал на себе никаких отрицательных эффектов. Естественно, я ощущал гнетущую атмосферу запустения, что тут царила, но это было лишь из-за понимания того, что произошло с этими землями, чем они были когда-то и во что превратились. Чисто-рациональное осознание и ни каплей больше. Я не слышал голосов, был собран и спокоен, не чувствовал ничего даже отдалённо похожего на «давление», более того, в каком-то смысле мне нравилось находиться в Заброшенных землях. Ощущался какой-то необъяснимый комфорт и умиротворение, словно я, после многолетнего отсутствия, вернулся в свой старый дом, заброшенный, полуразрушенный, но всё равно знакомый и родной. С учётом того, что единственным местом, где я провёл без перерыва больше нескольких месяцев, были инквизиторские застенки, было довольно очевидно, что источником таких неуместных эмоций был Король.
Человек в короне из птичьих черепов показался мне знакомым с первого же мгновения, как я его увидел во сне о Жадности. Однако довольно долго даже после того, как я узнал от Рея о его истории и том, что я являюсь вместилищем воли Короля, я не хотел признавать, что это правда. Не потому что я сомневался в правдивости слов Воплощения, по крайней мере не в этой части, раз даже Демиурги на пятьдесят первом этаже полигонов это подтвердили. Мне просто не хотелось быть чем-то вроде запасного плана для древнего мага, а ведь именно этим сосуды Короля и являлись. Одно дело, когда человек просто умер — и вновь родился нежитью, сохранив личность и лишившись воспоминаний, как я думал про себя раньше. Но участь своеобразного пути отступления на случай проигрыша казалась мне нечестной. Умер — и умер, хватит, дай пожить другим.
К сожалению, чем больше времени проходило и чем сильнее я становился, поглощая энергию смерти из убитых монстров, тем сильнее Король начинал напоминать о себе. Подобными эфемерными ощущениями, как то, что я испытывал в Заброшенных землях, дело не ограничивалось. Мне в голову начали приходить странные мысли о таких вещах, о которых я не то, что никогда раньше не думал, но даже не подозревал об их существовании. Принципы работы стихийной магии, в которой я до сих пор не понимал ни бельмеса, наука военных тактики и стратегии, понимание магической металлургии и артефакторики, в частности о том, как и из чего примерно должен был создаваться Гуйар — и прочее в том же духе. В дополнение к чистым знаниям я также стал вспоминать и конкретные события, те, что точно не происходили со мной, более того, они точно происходили не в привычном мне мире.
Воспоминания были крайне обрывочными, зачастую я даже не мог понять, что в них происходило. Но двигавшиеся без лошадей или каких-либо других тягловых животных повозки из стекла и металла, огромные здания, опять же из стали и стекла, шпилями царапавшие небеса, странная одежда на окружавших меня людях, висевшие тут и там иллюзорные движущиеся картины, на которых другие люди в ещё более странных одеждах что-то говорили на непонятном языке — всё это было настолько чужеродно и странно, что я иногда потом ещё пару минут сидел, тупо глядя в пространство, силясь осмыслить то, что увидел. Насколько я мог понять, мир, что являлся мне в этих видениях, был лишён магии, по крайней мере я так ни разу и не увидел ни единого её проявления, но при этом во множестве вещей он был куда более волшебным, чем этот. И я никак не мог понять, где это всё происходило, в какой-то иной реальности, отделённой от этой таким же барьером, как континент нежити от человеческого, в далёком прошлом, когда создавались полигоны или даже задолго до этого, а может быть даже, чем чёрт не шутит, где-то в будущем.
Но одно я знал точно. Это всё было не со мной. Я — это я, а Король — это Король, и хоть в каком-то смысле мы были одним целым, я не хотел его возвращения. Библиотекарь, больше ни с кем я об этом не говорил, в ответ лишь странно посмеивался, что мне совсем не нравилось. Ну, с другой стороны его создал Король и Король был его настоящим хозяином, чьего возвращения в моём лице он ждал и о чём совершенно спокойно мне заявлял. Я сам, то есть личность Ганлина, библиотекаря интересовала лишь постольку-поскольку, и подчинялся он мне потому, что так был выше шанс того, что Король вернётся. Так что и не было ничего необычного в том, что к моему недовольству он относился без какого-либо участия.