Костяной
Шрифт:
– Какой-то предсказуемый диалог, – сказал я, и быстрое лезвие резануло меня по щеке и, не успел я испугаться, – по шее. Неглубоко, но болезненно. – Промахнулась?
Вместо ответа она ударила меня железным кулаком, а когда я упал, наступила на пробитую руку ледяной подошвой и стала вдавливать ее в лесной сор. Я закричал во всю глотку. Просто не мог больше сдерживаться.
Она убрала ногу только через десять секунд, и, боги, я не хочу даже вспоминать, на что я был согласен в ту минуту.
– Итак, – сказала она, – теперь я готова выслушать, как мы можем перестать ходить кругами
Если бы я согласился сразу, она могла бы мне и не поверить. А я хотел убедить ее, что она меня заставила. Поэтому с невероятным усилием ответил:
– Нет.
…По правде сказать, я отключился и пришел в себя только от железных ледяных пощечин. Рука, охваченная болью, занимала полмира. Я скосил взгляд и увидел, что к первой ране добавилась еще одна, в районе между большим и указательным пальцем. Не сквозная, но это меня не утешало.
– Ладно… – прохрипел я. – Что ты, тварь, хочешь?
– Я ж не тварь, – сказала Ставра. – Я нежить. Ты не путай.
– Пошла ты. В общем… Пошли.
– Ты вспомнил короткий путь?
– Я еще устрою тебе проблемы. Но, видят боги сквозь Стекло, вот тебе короткая дорога. Дай мне отдохнуть.
Я поплелся, баюкая раненую руку, как младенца. Пахло кровью, я не любил этот запах, но сейчас… Пусть, подумал я. Пусть.
Местность понижалась. А подошвы все глубже уходили в грязь. Мы вступали в Острый лес, и небо над нами мрачнело. Было очень холодно, но я шел и шел, пока голос Ставры не вырвал меня из какого-то мозгового оцепенения. Я обнаружил себя по щиколотку в иле. В двух шагах от стальной таблички на столбе, где значилось название этих мест: «Поника». Табличка стояла тут с войны. Мне всегда казалось, что она обломана и слово раньше было длиннее.
– Болота, эмпат? Надеешься, что я провалюсь?
– Я не так наивен. Но это короткий путь.
– А, ты хочешь дать мне то, чем я не могу воспользоваться?
– Ты так хорошо говоришь за нас двоих. – Я замерз, горло болело. – Можно я помолчу?
– Лед тебе в глазницы, как ты умудряешься до сих пор огрызаться?!
– Пошла ты!
Удар лезвием в ребра, унизительно быстрый и болезненный. Я поперся в грязь. Голые темные колючие деревья, как злой рисунок углем, нависали над нами. Мертвая трава застыла в серой грязи. Тяжелая Ставра шла за мной, иногда утопая по середину голени. Плащ волочился за ней грязной тряпкой. Меня колотило от боли, холода и предчувствий.
Магия – это всегда холод. Слишком много силы вытягивает она из окружающего мира. Теперь-то я понимал, что ранние холода принесли с собой Лода и Ставра. Но этого было мало. Мне требовалось, чтобы магия в прямом смысле была направлена на вызов холода. И, кажется, я этого добился. Неживая остановилась, откинулась назад. Тихо и страшновато гудело что-то в ее стальном теле. И я буквально почувствовал, как стремительно стынет лесной воздух. А с ним – и моя кожа, и нутро.
Ударил мороз, грязь смерзалась почти моментально, кристаллизовался тонкий, в разводах, ледок, из влажного воздуха повалил снег. Треугольные крючковатые снежинки не хотели вести себя, как настоящие, – магия как-то влияла на их форму.
Пел была очень далеко, и больше здесь ничто не сдерживало
Сама зима шла за мной, и я уже ничего не мог сделать. Мне оставалось только надеяться на ее приход.
Мы продолжали углубляться в болота. Один раз что-то пробило мерзлую корку, и три толстых черных каната с крючьями схватили меня за ноги. Ставра молча обрубила их. Под болотом будто прокатился вдруг шар, ухнуло, появилось – и пропало – ощущение бездны под ногами, и все утихло.
Второй раз желтые светящиеся глаза всплыли в стороне из-под воды, заболела сильнее рука, странно заныли зубы в деснах, слезы потекли сами собой, как и кровь из носа. Странно загудело, резонируя, тело Ставры, заплясали огоньки на моих волосах и ее пальцах. Потом существо ушло, вернулось в глубину. Неживая смолчала. Я был рад этому. Я думал, что моя кровь привлечет кого-то еще.
На самом деле мы не выигрывали время, и Ставра, наверное, скоро поняла это. По болоту мы не могли идти быстро, сколько магии она ни вливала бы в замерзание грязи. Наверное, и ее запас мог истощиться, его нельзя было тратить до конца. Я спросил ее об этом. И еще о том, как называется та магия, с птицами. Похожая на некро.
– Магия… – сказала Ставра. – Магия. Если ты о птицах, то там «й» вместо «к». Но я помню времена, когда это еще не называлось магией. Я помню, как наши тела делались не из мусора. Чистые, безупречные. Фарфор и металл, эмпат. И… Ты не можешь этого представить. Даже я не могу этого представить, я не все помню… Но во мне есть часть, которая помнит довоенные времена. Когда неживые были лишь вашими куклами. Только вы называли нас не так, люди, совсем не так.
– Ты такая старая? – буркнул я.
– Нет, просто… И мир не так стар, как ты думаешь. Да и не так велик. Не вечность станция вращается вокруг этой убогой луны.
Я не понимал ее, совсем не понимал. Я подумал, что она бредит, что рыба-магнит повредила ее своей силой, когда поднялась так близко из бездонных топей. Но на самом деле я знать не мог, и в сгущающихся сумерках от ее слов мурашки ползли по коже. Чахлая рыжая трава кивала ей. А она говорила, иногда почти как человек, и от этого было совсем страшно.
– Там, за небесной твердью… Жесткие лучи, которые повинны в вырождении не меньше, чем война. Ты можешь читать эмоции, эмпат. Знал бы ты бы, что могли твои предки. Я способна еще подключаться к климатическим интерфейсам, как твоя девка. Может, это и есть магия. У меня не так много памяти с тех времен, да и то половина воспоминаний – просто нечищеный кэш.
Я молчал, внимая бреду нежити. Видно, рыба-магнит не даром пользовалась славой существа, способного влиять на железо.
– За что вы ненавидите людей? – спросил я, просто чтобы не заснуть. Темнело, деревья казались какими-то большими существами.