Косвенные улики
Шрифт:
— Не помню, — зло ответил Суханов.
— Вам, наверное, кажется, что запирательством вы помогаете себе, — сказал Васильев, — а на самом деле вы выгораживаете больше Румянцева, чем себя. Ваше дело, но не советую… Садитесь. Потерпевший Гладилин, вам нечего прибавить к тому, что вы уже рассказали?
— Нет. Нечего.
— В каких выражениях Суханов у вас требовал деньги?
— Я точно не помню…
— Как далеко стоял от вас Румянцев?
— Я не обратил внимания.
— Садитесь. Свидетель Никифоров, встаньте. Как
— Метрах в трех… Да, не дальше.
Румянцев все так же стоял в одиночестве на трибуне, и хоть и пытался сохранить лениво-презрительную гримасу на лице, Васильев видел, что чувствует он себя далеко не так уютно, как вначале. Создавалось такое впечатление, что судят его, Румянцева, и именно этого Васильев и добивался, во всяком случае, этого эффекта.
— Вы слышали, что говорил Суханов?
— Нет. Голос я его слышал… Но слов понять было нельзя… Хотя два слова матом я разобрал…
— Свидетель Румянцев, — Васильев сделал ударение на слове «свидетель», — вы слышали, в каких выражениях Суханов требовал деньги у Гладилина?
— Нет. Я не прислушивался.
— Никифоров на другой стороне улицы слышал, а вы нет. Вам собственный ответ кажется убедительным?
— Я по характеру несколько рассеян, — нашелся с ответом Румянцев. — В конце концов я мог бы не говорить и того, что сказал. За язык меня никто не тянул. Почему вы сомневаетесь в моих теперешних показаниях и верите в предыдущие? Это тоже не очень убедительно. Я ведь мог, к примеру, сказать, что в тот момент отвернулся, загляделся на девушку и ничего не видел.
— Нет, этого вы сказать не могли, — тихо сказал Васильев, — на это у вас не хватило бы храбрости. Вы знали, что есть еще один свидетель, вы знали, что есть потерпевший, и не могли даже предположить, что он будет обо всем молчать, и к тому же вам, очевидно, было нужно показать против Суханова, — Васильев снова выделил слово «нужно». — Но сделать вы это хотели как можно «благороднее».
Румянцев видел, как судья переглянулся с заседателем и потом сказал:
— Вы все слышали и видели. Вы спокойно наблюдали, как на ваших глазах совершается ограбление с насилием, и не пришли на помощь потерпевшему. Кроме того, вы, пользуясь правами знакомого, могли удержать Суханова от совершения преступления, но вы и этого не сделали. Суд еще рассмотрит ваши действия. Можете сесть.
Свидетель Морозов, подойдите сюда, — сказал Васильев усталым голосом и долгим и каким-то безнадежным взглядом следил, как выбирается Морозов со своего места, как неторопливо подходит к трибуне. — Свидетель Морозов… — сказал Васильев и запнулся. — Вы понимаете, что здесь происходит?
— Да… — Морозов пренебрежительно пожал плечами. — Суд здесь происходит.
— Скажите, Морозов, подсудимый был вашим другом?
— Да, — Морозов снова пожал плечами и криво улыбнулся, дескать, зачем повторяться.
— Вы были ранее судимы, Морозов?
— Сами знаете… Вы же и судили.
— Я здесь не один, — спокойно ответил Васильев, — отвечайте точнее, были или не были?
— Был.
— Скажите, свидетель Морозов, имел ли Суханов на вас определенное влияние?
— Не знаю… — сказал Морозов.
— А мне думается, что имел. И еще думается мне, что, не будь этого влияния, вы бы не оказались год назад на скамье подсудимых. Скажите, Морозов, а Румянцев, с которым вы теперь дружны, хороший товарищ?
— Да.
— Он и Суханову был хорошим товарищем? — с горькой иронией спросил Васильев.
Морозов промолчал.
— Посмотрите в зал, Морозов, — сказал Васильев и кивнул, понуждая Сашку оглянуться. — Много здесь ребят, для которых Румянцев хороший товарищ?
— Много, — не оглядываясь, буркнул Сашка.
— До первого случая, так ведь? — как бы про себя спросил Васильев. Морозов угрюмо молчал. — Как и было с Сухановым, — добавил Васильев. — Вас Суханов обидел чем-нибудь? — неожиданно спросил Васильев.
— Кого нас? — недоверчиво переспросил Сашка.
— Именно вас, Морозов.
— Нет.
— И вы бы с ним до сих пор дружили бы, если б не нашли друга поинтереснее?..
Сашка ничего не сказал.
— Ну хорошо… Ответьте мне на последний вопрос. Что сказал Румянцев, направляясь к Суханову?
Все в зале замерли, ожидая ответа. Морозов стоял, будто бы оцепенев и глядя перед собой. Он так стоял долго. Потом хриплым от напряженного молчания голосом произнес:
— Он сказал: «Мы еще посмотрим, кто тут хозяин».
Суханов вскочил со своего места и первый раз обернулся в зал, бешеным взглядом отыскивая Румянцева. Тот сидел, низко опустив голову. В зале стояла мертвая тишина.
— Суд переходит к судебным прениям, слово предоставляется государственному обвинителю…
Прокурору еще до выступления Горелова стал понятен смысл действий Васильева. Его поначалу раздражало собственное непонимание происходящего, и он про себя все время торопил Васильева, чтоб поскорее добраться до сути.
И хотя то, что выяснилось на суде, не совпадало с утвержденным им обвинительным заключением, он не чувствовал ни досады, ни разочарования. Он понимал, что Васильев отчасти обязан своим открытием случаю. Ведь могло быть так, что и Горелова и Морозова судил бы в свое время другой судья.
И теперь, выступая с обвинительной речью, прокурор шел к сути так же постепенно, как несколько часов назад она постепенно раскрывалась ему. Ему хотелось много сказать — и о человеческой, вернее, уже нечеловеческой сущности подсудимого. Он не хотел бы сваливать ответственность за все хулиганства в городе на Суханова и ему подобных, но не может и отвернуться от их незримого участия; такие вот, как Суханов, и создают, к сожалению, определенную нравственную атмосферу на своей улице.