Кот, который любил Брамса
Шрифт:
– Ага, и обои в розочках и скачущих жирафах.
– Во всяком случае, имей в виду. До скорого. Привет твоему гениальному коту.
Новость ошеломила Квиллера, и он был радостно возбуждён, но Том стал прощаться, и ему пришлось снова переключиться на идеального работника: нужно было его поблагодарить. Он взял с бара старинную медную чернильницу.
– Я бы хотел отдать тебе вот эту штуку. Её нужно хорошенько почистить, но я знаю, ты любишь медь. Это чернильница, которая лет сто назад объехала весь свет на парусных судах.
– Она
Он замерил оконную раму, из которой было выбито стекло, и поехал за ним в Мусвилл, а Квиллер сел и задумался над предложением «Прибоя». Ему было жаль покидать это чудесное озеро. Слишком мало он любовался лесом, озером, каплями росы на паутине! Теперь на это уже не осталось времени. Следовало подумать о каждодневных проблемах, ожидающих его в редакции: записках от Перси на розовой бумаге; вечно сломанных электрических точилках для карандашей; шести лифтах, одновременно едущих вверх когда тебе нужно вниз; компьютерах, которые только усложнили работу, вместо того чтобы облегчить её. У него вдруг заныло больное колено.
Квиллер положил ногу на кресло. Со спинки соседнего кресле, где когда-то сидел ястреб, за ним внимательно наблюдали голубые глаза на коричневой маске.
– Ну что, Коко, – обратился он к коту, – наш отпуск получился не таким, как мы ожидали; да? Но время потрачено не зря. Мы удачно провели операцию и выявили преступника. Жаль только, что его не удалось остановить прежде, чем он убил Бака Данфилда… И жаль, что никто не узнает, что честь раскрытия преступления принадлежит тебе. Даже если мы это обнародуем, всё равно никто не поверит.
Завывание ветра и грохот прибоя заглушил шум подъезжающей машины Гудвинтеров. Квиллер заковылял им навстречу. Александр, как всегда, выглядел безукоризненным, Пенелопа – радостной и слегка раскрасневшейся. Здороваясь, она дважды пожала журналисту руку, а к обычному аромату её духов примешивался запах мятного освежителя дыхания.
– Вы хромаете, – сказала она.
– Споткнулся о поганку… Идёмте в дом, здесь сильный ветер. Может, будет торнадо. Боюсь, как бы не разгулялся.
Александр тут же уселся на любимый диван Юм-Юм. Пенелопа подошла к окну, посмотрела на бушующие воды озера и принялась восхищаться видом и замечательным расположением коттеджа.
«Это значит, что рента поднимется до тысячи двухсот, – подумал Квиллер. – Ну и удивятся же они, когда я сообщу свои новости».
– Очень жаль, что я был в Вашингтоне, когда это случилось, – начал Александр. – Сестра говорит, вы ей очень помогли, столько раз ездили туда и обратно и столько времени потратили, разбирая архивы Клингеншоенов. Вряд ли это было приятное занятие.
– Пришлось перебрать много бумаг, – признал Квиллер, – К счастью, приятельница, гостившая у меня, согласилась помочь.
О помощи Коко он не упомянул: не был уверен, готовы ли Гудвинтеры к мысли о
– К сожалению, я не успел к заупокойной службе, но, кажется, Пенелопа всё прекрасно организовала, и народу было много.
Пенелопа как раз перешла к столу, на котором была развернута убедительная картина писательских усилий, и уселась на втором диване.
– Алекс может, перейдёшь к делу? Ты отрываешь мистера Квиллера от работы.
– Ах да! Завещание. В связи с завещанием возникла некая проблема.
– Не вижу никакой проблемы, – возразила Пенелопа. – Ты придумываешь проблему там, где она ещё не возникла.
Старший компаньон бросил на младшего негодующий взгляд, прокашлялся и открыл портфель.
– Как вам известно, мистер Квиллер, Фанни оставила в сейфе три завещания, написанных собственноручно. Она часто меняла свои намерения и написала много завещаний. По нашей рекомендации сохранялись только три. Они были, разумеется, датированы и действительным считается самое последнее. Наличие трех завещаний даёт нам некоторое представление о том, как в течение последних лет менялись настроения нашей клиентки.
Квиллер перевёл взгляд с лица адвоката на его ботинок; из-под дивана выглядывал коричневый треугольник мордочки Юм-Юм. Коко, наоборот, устроился на голове лося с видом председателя суда.
– По самому старому, недействительному завещанию всё состояние Фанни отходит некоему фонду в Атлантик-Сити на реконструкцию одного из районов города, с которым её явно связывают воспоминания, хотя большинство из нас вряд ли сочтёт это место, хм, слишком привлекательным.
Юм-Юм осторожно высунула лапку из своего убежища. Пенелопа заметила этот маневр, и на её лице ясно отразились героические усилия сдержать смех.
– Второе завещание, – продолжал Гудвинтер, – которое тоже является недействительным, я упоминаю лишь для того, чтобы познакомить вас с переменами в симпатиях Фанни. Этот документ отдаёт половину состояния вышеупомянутому фонду в Атлантик-Сити, а вторую половину – школам, церквам, культурным и благотворительным организациям, здравоохранению и коммунальным службам Пикакса. Учитывая размер её состояния, при равных долях всем досталось бы достаточно, и она обещала всем вышеупомянутым организациям солидные суммы.
Квиллер проверил, как идут дела у Юм-Юм, взглянул на Пенелопу, которая в ответ расхохоталась.
– Пенелопа! – сурово одёрнул её брат. – Пожалуйста, дай мне договорить… Самое последнее завещание оставляет всем вышеупомянутым наследникам по одному доллару каждому – разумная предосторожность, по нашему мнению, поскольку…
– Алекс, почему бы тебе не говорить по существу, – весело махнула рукой Пенелопа, – и не сказать мистеру Квиллеру, что именно он получает всё это наследство?
«Йау!» – раздалось с лосиной головы. Гудвинтер бросил недовольный взгляд сначала на Пенелопу, потом – на Коко.