Кот, который знал 14 историй
Шрифт:
Кроме того, если кто-то протягивает к тебе руки, кот обязан сначала увильнуть, устроить охоту, флирт, а уж потом позволить себя поймать и сжать в объятиях. Таптим, стыдно сказать, радостно приветствовал любой дружеский жест перекатыванием и весёлым мурлыканьем.
С раннего возраста он усвоил правила поведения в квартире: нельзя спать в посудном шкафу среди горшков и кастрюль; сидеть на столе с пишущей машинкой допускается: сидеть на столе рядом с кофейником запрещено. И послушно следовал этим правилам. Но Мадам Флой знала, что правило – это
Казалось, что её сын никогда не постигнет истинных ценностей.
Без сомнения, в мире пишущих машинок и кофейников Таптима обожали за его покладистость. Но Мадам Флой восхищались не меньше, правда уже по другим причинам. Её уважали за независимость, ею восхищались за потрясающую способность добиваться всего и любили за белую грудку и раскосые голубые глаза. По внешности и поведению она была классической сиамской кошкой. Вскидывая голову и глядя своими растапливающими сердце глазами, она могла очаровать даже кусок бифштекса, над которым уже занесены нож и вилка.
Пока толстяк и его чёрная коробка не переехали в соседнюю квартиру, Мадам Флой никогда не знала, что такое вражда. С ней в её квартире на десятом жили два компаньона, которые постоянно ходили туда-сюда. Один был легко узнаваем: потереться о его ноги было сплошным блаженством. Другой служил настоящей грелкой холодными ночами и всегда чесал животик Мадам Флой, когда она того хотела, или массажировал ей спинку.
Жизнь не казалась ей мёдом: Мадам Флой выполняла постоянную работу. Она была глаза и уши в этом доме.
Существовало шесть окон, которые нуждались в присмотре, ибо широкая полоса подоконников, проходившая по всему десятому этажу, была местом прогулок голубей. Они прохаживались с важным видом, искали что-то в своих перьях и игнорировали Мадам, которая сидела на подоконнике и равнодушно, но внимательно наблюдала за ними через оконную решётку.
Наблюдение было дневной работой, а слушание начиналось с наступлением темноты. Оно требовало более сильной концентрации. Мадам Флой слушала шумы в стенах. Она слышала, как жуют термиты, дымятся трубки, но большей частью она прислушивалась к духам умерших мышей.
Однажды вечером, вскоре после инцидента в лифте. Мадам Флой как раз занималась прослушиванием. Таптим спал, компаньоны тихо переворачивали страницы книг. Вдруг раздался странный, ужасающий звук. Уши Мадам встали торчком, потом снова прижались к голове.
Бесконечный крик ужаса исходил от стены. Ничего подобного Мадам никогда не слышала. Этот звук леденил кровь и истязал слух. Его пронзительность была такой болезненной, что Мадам Флой откинула голову назад и стала тихонько подвывать. Резкий звук разбудил даже Таптима. Он с тревогой огляделся, покачал головой и почесал уши, чтобы избавиться от оскорбительного звука. Другие тоже слышали.
– Ты слышишь? – сказал тот, у кого был нежный голос.
– Это, вероятно, новый сосед, – сказал второй.
– Как может такой неуклюжий толстяк извлекать из инструмента такие божественные звуки? Это Прокофьев?
– Нет, думаю, Барток.
– Он держал скрипку сегодня в лифте, даже пытался ударить ею Флой.
– Сумасшедший… Посмотри на котов! Им явно не нравится скрипка.
Мадам Флой и Таптим метнулись из комнаты, соревнуясь друг с другом, чтобы поскорей спрятаться под кровать.
Это был не единственный шум, который исходил из квартиры соседа. На следующий день вечером, когда Мадам Флой вошла в гостиную, чтобы выполнить свои обязанности, она услышала какой-то беспокойный звук через стену, сопровождаемый высоким чириканьем. Это была приятная музыка, и кошка устроилась на софе, чтобы насладиться ею, подоткнув свои коричневые лапы под кремовый животик.
Но наслаждалась она недолго. Хлопнула дверь, а затем противный голос толстяка ворвался через стену, как гром.
– Посмотри, что ты сделал, грязная вонючка! – орал он. – Прямо в мою скрипку! Возвращайся в свою клетку, пока я не вышиб тебе мозги!
Послышался яростный стук крыльев.
– Убирайся от окна, иначе я сверну тебе шею!
Угроза вызвала новый всплеск чириканья.
– Заткнись, глупая птица! Заткнись и возвращайся в клетку, а то я…
Послышался треск, а потом всё стихло, только изредка слышалось жалобное «пиип».
Мадам Флой это заинтриговало. Когда она вернулась к своей обязанности на следующий день, голуби казались довольно вялыми. Таптим спал, а компаньоны ушли на день, но прежде открыли окно и положили маленькую подушку на холодный мраморный подоконник, чтобы Мадам Флой было удобно.
Там она и сидела, маленький настороженный комочек меха, всё видя и всё зная. Она знала, например, что человек, пересекающий холл десятого этажа, обутый в старые теннисные туфли и немного прихрамывающий, остановится сейчас у двери, поставит ведро и войдёт с помощью ключа.
Она даже не удосужилась повернуть голову, когда вошёл мойщик окон. Это был один из её придворных почитателей. Его запах был дружелюбным, хотя и говорил о сырых подвалах и швабрах.
– Прыгай вниз, киска, – сказал он музыкальным голосом. – Чарли должен вытащить эту решётку. Видишь, я принёс немного сыра для хорошенькой киски.
Он протянул скромное угощение. Мадам Флой исследовала его и обнаружила, что сыр не того сорта. Она привередливо поскребла лапой пол.
– Какая вредная кошка, – засмеялся Чарли. – Что ж, сиди теперь там и смотри, как Чарли моет окно, и не прыгай на подоконник, потому что Чарли не побежит за тобой. Нет, сэр! Это старый подоконник, он скоро сломается. Однажды какой-нибудь голубь сильно топнет лапкой, и он развалится. Эй, посмотри на разбитое стекло, здесь! Кто-то разбил окно.
Чарли сел на мраморный подоконник и положил верхнюю раму себе на колени. Пока Мадам Флой внимательно следила за его движениями, в комнату вошёл Таптим, зевая и потягиваясь, и сразу проглотил весь сыр.