Кот в мышеловке
Шрифт:
— Итак, Олеся Владимировна, — уверенно начал «удав», едва за Зоей закрылась дверь, — неужели Вам не интересно, какие перемены Вас ожидают? Или хотели отсидеться и продолжить устраивать свою жизнь? Или же Вы планировали тихо исчезнуть?
Олеся вздрогнула, ещё одна надежда рассыпалась в прах.
— Я почему-то думаю, что Вы склонялись именно к первому варианту. Не хотите меня разубедить? Нет? Ну что же, Ваше молчание тоже говорит о многом, — чуть наклонив голову к плечу, Крутицкий медленно оглядывал застывшую перед ним девушку. Взгляд скользил от кончиков её туфель до лица. Такой противный, тягучий, раздевающий,
Мурашки побежали по коже, и захотелось побыстрее нырнуть под душ.
Приценивается? Пой, соловушка, пой, помогать, вступая в разговор, никто не намерен.
Крутицкий молчал, продолжая разглядывать девушку.
Должна же она смутиться. Или такая прожжённая стерва, что ничем не проймёшь? Вчера показалось, что ошибся, настолько естественно она себя повела в ответ на оскорбления и обвинения. Принцесса и мышь, как это в ней уживается, ведь ни одежда, ни макияж её суть. Малышка должна занервничать и выдать себя. Ну, маленькая, взорвись от негодования! Молчит, хотя чувствуется, что разглядывание её коробит. Подпалим фитиль!
— У тебя хорошая фигурка, даже классная, я бы сказал, — с ухмылкой произнёс и снова замолчал.
Бесцеремонное разглядывание, нагловатые высказывания напрягали, но самое странное, они как-то будоражили Олесю. Она чувствовала, что с ней происходит что-то странное, чего она не понимала и не знала, как контролировать.
— Вчера удивила, что бельё на тебе никак не соответствует мышке-норушке, или это пожелания моего отца. Его выбор?
Откуда он это знает, что бельё… Олеся всегда отдавала предпочтение хорошему нижнему белью. Сверху может быть старенький свитер и потёртые джинсы, но под ними шёлк, который приятен на коже, холодит и радует своим изяществом. О-о-о, отражение, её отражение, когда она спешно сдирала с себя платье и переодевалась. Надо же быть такой дурой, чтобы забыть о большом зеркале!
— Неужели же не его? Неожиданно, такой приятный бонус. Предпочитаю женщин с хорошим вкусом, знающих себе цену… Кстати, о твоей цене, сколько?
Ответить. Резко. Наотмашь. Нет, он этого и ждёт. Проглоти и молчи.
— Прикидываешь, сколько можно с меня поиметь? Разумно, но не очень. Больше, чем с моего отца, но и правила другие. Что скажешь?
Пошёл к чёрту, засранец! Олеся и не такое бы сказала, но…
— Молчаливая женщина — это подарок судьбы. Я не намерен от него отказываться. Ладно, ты пока переваривай, прикидывай, а я перейду к делу. Время — деньги, да и Зоя вряд ли надолго уехала. Мне нужна помощница с твоим образованием для проекта, над которым я сейчас работаю. Ты меня устраиваешь. Более того, твой вчерашний выход в свет, — мужчина поморщился, будто раздавил во рту конфету с кислой начинкой, — натолкнул меня на мысль, что ты подойдёшь и на роль моей спутницы на различных встречах, благотворительных вечерах. Отказ можешь проглотить, потому что твоего согласия и не требуется. Объяснить почему? — сделав паузу, Крутицкий, пожал плечами, мол, не спрашиваешь, тем лучше, — Будешь всё время на виду, не сможешь окрутить моего отца. Не надейся слинять втихаря, не выйдет, из-под земли достану и туда же закопаю, — угрожающе произнёс, хотя голоса не повысил.
Этот может! Запросто. Труп даже искать не станут. Смахнёт, как пылинку и не заметит.
Неожиданно Крутицкий встал и приблизился
— Я не шучу, детка, — не касаясь, лишь чуть наклонившись, прошептал на ухо замершей и внутренне съёжившейся девушке, — Я никогда не шучу, если что-то обещаю.
Выпрямился, наблюдая за произведённым эффектом.
— Договор на столе, точнее твоё заявление об уходе, что написала сегодня, заявление о приёме на работу ко мне и трудовой контракт. Ты поставишь сейчас на документах свою подпись или тебе в этом помочь, — поинтересовался, снова нависая над Олесей.
Олеся шагнула к столу, стремясь отодвинуться от Крутицкого. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Придётся подписывать себе смертный приговор. Наклонилась над столом, взяла ручку и поставила размашистую подпись.
Крутицкий резко взял бумаги, будто побоялся, что девушка их порвёт, испортит.
— Умница! Мы обязательно сработаемся, у тебя такая аппетитная попка, — без всякого перехода заключил её новый начальник, — Только учти, в моей компании дресс-код, поэтому эти серенькие платьица бедной родственницы лучше выкинь, они тебе не понадобятся. Моя помощница должна соответствовать моим требованиям. И хватит мышку из себя разыгрывать. Мы оба знаем, кто ты на самом деле. У тебя пятнадцать минут, чтобы взять свои вещи, жду в машине, — в приказном порядке отчеканил и направился к двери. Остановился, чего-то подождал… и вышел.
Выдохнула, хотя это было больше похоже на стон обречённого. Эти игры не для неё.
В кабинет заглянула секретарь Зои, Татьяна.
— Ну, ты и аферистка, а такой тихоней прикидывалась, куда там… — с интересом, даже с уважением посмотрела на Олесю, будто в первый раз её увидела, — Это что же ты в постели вытворяешь, если Крутицкий с утра пораньше пожаловал, чтобы в свою компанию забрать? И ведь заявление написала об уходе… Знала, что без работы не останешься. Зое отпор дала. Конечно, кто Зоя против него. Ты одного Крутицкого ублажаешь или сразу обоих? И одевают, и в высшее общество с собой берут, а теперь решили, что пора на круглосуточное использование перейти?
Татьяна не была бы собой, если б не выплеснула свой яд.
— Завидуй молча и не захлебнись ядом!
А что ещё можно было сказать на эту тираду.
ГЛАВА 6
ГЛАВА 6
Крутицкий ждал в машине у входа. Едва она вышла, как водитель предусмотрительно открыл перед ней дверцу.
Олеся молча села на заднее сиденье, рядом с начальником. Машина тронулась, навсегда увозя девушку от спокойной, размеренной жизни. Мужчина поднял стекло, отгораживающее пассажиров от водителя.
— Расслабься, а то сидишь, словно аршин проглотила. Мы заедем к тебе на квартиру, заберёшь то, что тебе нужно, одежду не бери. Ты там больше жить не будешь.
Олеся не проронила ни слова. Всё рушилось. Всё, чем она жила, чему радовалась.
Крутицкий положил ей руку на колено и начал двигаться в направлении её бедра, попутно сдвигая платье.
— Руку убрал!
— Наконец-то, а то я уж подумал, не проглотила ли и язык на радостях. У меня на него другие планы, детка, — хохотнул «удав», но руку не убрал.