Кот в сапогах, модифицированный

Белов Руслан

— Ты с ума сошла? — Теодора встает, одергивает платье. — Я два года его окучивала, скажи, что я хуже?

— Ты конфетка, что и говорить… Он, на мой взгляд — тоже. Но конфетки, даже очень неплохие, нужно рекламировать. Чтобы они стали еще и желанными.

— Что ставишь? — не обиделась Теодора.

— Папин красный «Феррари». Новый, в целлофане. А ты поставишь… Ты месяц не будешь худеть, идет?

— Идет, — расцвела итальянка, с незапамятных времен отказывавшая свей фигуре в отечественных макаронах.

Эпизод 4

Адель и Шкуров-Безуглый в будуаре.

Шкуров лежит на том самом диванчике. Курит длинную сигару. Грудь бурно волосатая.

Адель сидит на пуфике перед зеркалом. На ней один китель с погонами генерал-полковника.

— Ну как, поможешь? — говорит она, то так то эдак рассматривая свою лебединую шею.

— Противоправно это… — морщится генерал. — Загремим под фанфары, в майоры разжалуют, а с ними ты не спишь..

— Да как загремим? Кто напишет заявление?

— Прокурору?

— Ну да! Никто не будет ему писать, сам знаешь. А вот в загс напишут.

— А как прокурору? — кривит губы Шкуров. — Это лет на пять потянет… Если обойдется без тяжких телесных повреждений.

— Ну, сделай это ради меня… — погладила генералу шерстистую руку.

— Ладно… Ради тебя я все сделаю. А если сядешь, знай: года не отсидишь, — вытащу.

— Меня никто посадить не сможет. А Надежда сказала, что у нее есть пара идей насчет своего бзика, и она, в случае чего, с удовольствием посидит где-нибудь на Крайнем Севере.

— Тюрьма, девочка моя, это не бзик, это серьезно и на всю жизнь, если даже сел на месяц.

— Нет, ты все-таки мент, Шкуров.

— Ну да, а что?

— До то, что у тебя в голове никакой романтики. Одни статьи, задержания да тюрьмы с уголовниками.

— Не надо трогать мою голову, — заслонился ладонью генерал. — Ты лучше свою в порядок приведи.

— А что она тебе не нравиться? — глянула Адель в зеркало. — Пятьсот долларов сегодня утром за нее отдала.

— Нравится, нравится… — засмеялся генерал. — Хорошеешь с каждым днем. Может, еще по разу?

— Ну а если нравиться, то по рукам? — заданный генералом вопрос как третьестепенный прошел мимо ушей женщины.

— По рукам, по рукам… Значит, что от меня требуется?

— От тебя требуется оборудовать подвал самыми современными средствами наблюдения. Своим сотрудникам скажешь, что эти двое, Женя и Наталья, по своей собственной воле участвуют в нашем домашнем реалити-шоу, и на кону у них замок со всеми потрохами…

Сказав, Адель рассмеялась:

— Дом-2, дом-3! А у нас будет «Замок для двоих»!

— «Замок в целлофане» лучше, — засмеялся генерал.

Эпизод 6

Большая гостиная. Полна дам и господ. Говорят в полголоса. Слышны иностранная речь, звон бокалов, посуды. На одной из стен — несколько больших экранов. На них мы с Натальей. Она стоит на трубе, держа на руках Эдгара-Эдичку. Я долблю под водой стену, поминутно выныривая, — смотря эту сцену, я душевно содрогался.

— Ставки будут приниматься еще минуту! — появился на одном из экранов высокий и тощий букмекер, когда вода подобралась к лампочке.

— Пятьсот долларов, что успеет, — сказал фон Блад.

— Сто, что нет, — сказала сверх меры возбужденная княгиня Квасьневская-Сусло, вся в крепдешине, бриллиантах и старческих пятнах. К уголку ее рта мушкой приклеилась икринка.

Эпизод 10

— Что-то скучновато стало, — сказала госпожа N молодому любовнику, замеченному в уголовных кругах. — Давайте, что ли, крокодила им подпустим? У меня есть знакомый с нильским крокодилом.

— Крокодил и у нас есть. Но большого подпустить не получится, а маленького жалко — съедят, — покачал головой фон Блад.

— Ну тогда змею, как в «Пестрой ленте»!

— Змею?.. — задумалась Надежда. — А почему бы и нет? Стефан Степанович, есть у нас змея?

— Опасная и коварная, как женщина?

— Да.

— Наверное есть. Амурский полоз в вольном террариуме зимнего сада.

— А почему наверное?

— Ветеринар давеча говорил, что вот-вот сдохнет — обезьяны его перетягивали.

— Ядовитый?

— Нет. Совсем неядовитый.

— Замечательно. На мой взгляд, неядовитая змея есть символ гуманного зла. Или беззубого добра, как вы считаете?

— Как прикажите, сударыня, — заулыбался Стефан Степанович.

— Бросьте его к ним.

* * *

— Ты на меня сердишься? — села рядом со мной Надежда-племянница, когда Наталья на экране умерла, и я вытирал набежавшие слезы.

— Да как тебе сказать… Я бы не смог так обойтись с человеком — любым — так жестоко и беспринципно.

— Да, ты так не можешь, и потому не видать было тебе Натальи, и она, видя тебя такого, и думать не могла, что в один прекрасный момент ты станешь ее мужем. В наше время надо так уметь, ведь успех, слава, деньги, приходят только так…

— Я тебе благодарен… — вставил я, желая замять спорную во всех отношениях тему.

— И еще одно… — продолжала она говорить, кивнув моим словам. — Я хочу, чтобы ты знал это, может быть, потому что в глубине души хотела бы быть такой, как ты, мягкой и принципиальной…

— Зря. Такие как ты, нужны людям… Иначе всех одолеет зевота и они расхотят плодиться и размножаться. Что ты хотела сказать?

— Понимаешь, многое в нашем шоу получилось само собой, в ткани действия…

— Ты что имеешь в виду?