Кот, зверь и конец света
Шрифт:
— И ты здесь, чтобы меня к нему доставить? — с подозрением осведомился Илья.
— Вряд ли ты пойдешь без того черного, — совершенно справедливо рассудил Шторм, откидываясь на спинку сиденья и ни на секунду не спуская с Ильи настороженного взгляда.
— Это точно. Но “поговорить” это уже лучше. Нормальные люди с этого начинают.
— Ты…видишь тут людей? Да еще и нормальных? — очень сухо осведомился Шторм.
Илья фыркнул от неожиданности, давя неуместный смешок, и сказал:
— Резонно. Где назначена встреча?
Шторм несколько долгих секунд поизучал его, едва не поворачиваясь головой туда и сюда, не дать ни взять птица, потом наклонился вперед и выложил на сиденье напротив себя, развернутое
— Четыре ключа. На тебя и твоего напарника. Два туда, два обратно. Покажешь ему — он подтвердит, что все честно. Приходите, как соберетесь с храбростью.
— Разве для разговоров нужна храбрость?
— Бывает, для разговоров она нужна больше всего, — строго ответил Шторм, поднимаясь на ноги. Он прошел мимо Ильи, едва не задев его краем волос и плаща, обдав запахом крови и металла и глухим рокотом изнутри реальности, остановился возле дверей. Трамвай покорно остановился, двери раскрылись, и Шторм сошел по ступенькам. Глядя ему вслед, Илья видел, как тот, ничем не отличаясь от любых других прохожих, неторопливо удаляется прочь по улице.
Трамвай продолжал стоять, двери не закрывались. Спохватившись, Илья поднес руку к ближайшему компостеру, дожидаясь чувствительного укола и забора крови.
Компостер высунул язык, облизываясь, и мелодично сообщил:
— Осторожно, вагон скоро тронется. Уважаемые пассажиры, будьте внимательным к вещам, оставленным другими пассажирами. Вагон следует по маршруту “14Д”, следующая остановка — Университет, конечная.
Илья понял намек, но собирать пластинки-ключи сразу не торопился. Ошибка могла стоить ему слишком дорого, поэтому он сел на место Шторма и наклонился над оставленными им предметами, изучая их и прислушиваясь к ним… и к себе.
Особых странностей визуально не обнаруживалось: обычные полоски металла, словно в самом деле заготовки для ключей, и даже, кажется, вовсе не железо или какой другой простой металл: больше было похоже на серебро. Хотя, если провести аналогию Третьих земель и их обитателей с народом холмов, то все логично, там уж точно любителей железа нет. А их золото превращается в листья, интересно, что происходит с серебром?
Илья покривил губы, достал пачку бумажных платков, взял одну салфетку в руку, толком не разворачивая, и осторожненько взял этой импровизированной прихваткой одну из пластин.
И ничего не случилось. Поэтому Илья завернул ее поплотнее в бумажку и таким же образом обошелся с остальными тремя, размещая их в глубинах своих практически бездонных карманов. Чего там только не было, если поискать. Наверняка нашлись бы не только ключи для дверей в иные миры, но и сами иные миры как класс. А, может, и особый тип домового — карманнОй. Илья хмыкнул своим мыслям, рассеянно представляя себе морду этого самого карманного, укоризненно выметающего из кармана труху от сломанной сигареты или обломки зажигалки. При этом карманный житель почему-то выходил очень похожим на его собственного кота. Видимо, по части укоризненных морд Мак был главным чемпионом в его жизни. Воспоминание о коте заставило резко захотететь домой со страшной силой, тем более, что для этого уже практически не надо было прикладывать никаких усилий: на Университете вышел, домой зашел. Но — нет. Кажется, в этом и заключался главный, но не воспетый подвиг любого героя: идти и делать то, что должен, даже когда ужасно хочется домой, к котику, и вообще ты уже почти туда пришел.
— Конечная. Просьба освободить вагон! — возвестил трамвай и остановился, тренькнув.
Илья с огромным неудовольствием исторг себя в раскрытые двери, насупился и пошел мимо купола станции, втайне лелея надежду, что Пони найдется где-нибудь тут, и никуда не придется больше ползти.
И он, словно ожидал только моего прикосновения, припустил вперед, а я — следом. Движение моего проводника оставляло за ним серую ниточку, которая тут же втягивалась обратно в мою шерсть по мере того, как я следовал за ним.
Путь долго, очень долго лежал по руслу той самой реки, по Сонным землям или по Пограничью, так что я даже подрасслабился, мирно труся по так четко указанной дороге, а потом клубок подпрыгнул в воздух и исчез, продолжая тянуть вперед и вперед серую ниточку, которая сейчас для меня уходила в совершеннейшее никуда, растворяясь хвостом в воздухе.
Однако, я, к счастью, не глуп. Я быстро сообразил, что это такой скачок через реальность, чтобы захватить какую-то информацию, или преодолеть чрезмерное препятствие в нижних мирах через верхний. Поэтому я покрутился на месте в поисках подходящей тени, но они все были не очень. Пришлось, впрочем, брать, что было: я ступил в малюсенькую теньку одной лапой и носом, закрывая глаза, чтобы убедить себя в том, что тени достаточно, и вынырнул вслед за ниточкой в более плотные части реальности.
Здесь было куда теплее, чем в оставленных позади родных краях, и я безо всяких подсказок понял, что стараниями нимфы изрядно продвинулся на запад.
Вокруг был лес, практически такой же, как под серым небом Пограничья, только вместо светлых сумерек здесь царила ночь, живая и влажная. Я, пожалуй, это совсем не люблю. Конечно, шерсть моя позволяет мне и в холода спокойно пребывать вне помещения, но лучше уж честный мороз, чем промозглая роса с ветром пополам.
Я встряхнулся от носа до хвоста и порысил вперед, следуя за тенью клубка, едва видимой здесь, в самом реальном из миров. Кроме котов, наверное, никто и не разглядел бы его, но на то мы, коты, и коты. Я несся вперед, мокрая трава полоскала мне по пухнастому брюху, в хвосте застревали листики и паутинки, стволы проносились мимо, и я все ускорялся, пытаясь побыстрее миновать этот лесной участок, чтобы продолжить путешествие с большим комфортом через Пограничье.
Клубок, впрочем, вывел меня к какому-то заброшенному дому, стоящему на берегу заросшего до неприличия искусственного пруда. Нормальные люди, наверное, в такие места не зашли бы, да и нормальному коту тут делать нечего, но, что делать? Впрочем, мы, вроде бы, уже установили, что я — кот необычный, да и куда деваться? Часть моей прекрасной шерсти в виде клубка уже метнулась внутрь, и делать было просто нечего, кроме как последовать за ним, пока он окончательно не сбежал в неизвестно куда.
Внутри было не менее темно, не менее влажно и не менее холодно, чем снаружи, сильно пахло плесенью, немного — тухлыми мышами, и еще едва ощутимо — каким-то бесхвостным и каким-то чудовищем. Я потер лапой нос, пытаясь прочистить обоняние и определить, с какой такой тварью из нижних миров мне предстоит встретиться, если не повезет, но так и не смог вспомнить ничего, что охотилось бы на мышей, поэтому пришлось неохотно продолжить дорогу вперед, временно забывая о следовании за путеводным клубком и прокрадываясь внутрь с предосторожностями.
Бесхвостного я услышал еще сверху.
Понял, что внизу, под полом, что-то шевелится и стонет, прислушался, замирая, и пришел к мнению, что конкретно это — не чудовище, а крупное живое существо, вероятно, попавшее в неприятную ситуацию. Оставить кого-то в беде мне не позволяло мое геройское реноме, поэтому пришлось искать путь вниз.
Бесхвостный нашелся в подвале, среди обрушенных перекрытий, полубесчувственный. От него пахло кровью, бедой и совсем немного — следами чудовища. В одной стороне валялся его рюкзак, в другой — все еще горящий яркий фонарик, явно предназначенный для обследования такого рода неугодных нормальным котам мест.