КОТАстрофа. Мир фантастики 2012
Шрифт:
Так и есть!
Слишком слабый толчок, слишком медленный разворот, слишком несобранное тело – ей никак уже не успеть довернуться и войти в воду под нужным углом. Нет, конечно, плашмя она не ударится – но угол вхождения все равно окажется недостаточно острым. Припечатает ее изрядно, наверняка оглушит, и воздух из легких вышибет весь – это уж точно. С такой высоты животом о воду – даже и не плашмя вполне хватит. Без воздуха и с набранной скоростью кинет на самое дно. А остальное доделает вода…
Дня через три она всплывет. Это повезет ежели. А если за корягу какую зацепится – то и дольше может на дне проторчать. И все это время купаться
Ксант зашипел. Порасслаблялся, называется! Отдохнул в тишине и спокойствии…
Подтянувшись одним стремительным движением вдоль толстой ветки, он прыгнул вслед за этой дурой.
Не так, разумеется, прыгнул, как она, поскольку вовсе не собирался отбивать себе об воду все пузо и прочие не менее важные части тела. Пригодятся еще, чтобы там эти драные кошки из Совета себе не голосили. Не обломится им!
Мощный толчок, переворот, группировка в воздухе, резкий выброс ногами на середине падения – и вот уже он стремительной свечкой вонзается в темную воду. Еще даже брызги, сучкиным безмозглым падением поднятые, опасть не успели. Сам же он вообще без брызг обошелся – идеальный прыжок! Давненько так чисто не получалось. От злости, наверное. Интересный эффект, надо будет как-нибудь проверить.
Воздуха он еще в полете набрал, чтобы времени и инерции не терять. Скорость тоже была вполне приличной – он, в отличие от этой дуры, ни о воду, ни о воздух не тормозил бестолково раскинутыми конечностями. А потому на дне оказался даже раньше юной сучки. И теперь смотрел с искренним любопытством, как она медленно падала на него сверху, безвольная и оглушенная. А красиво, однако. Тонкий, почти мальчишеский силуэтик на фоне зеркальной зелени, сквозь струящиеся короткие волосы просвечивают первые солнечные лучи. А вверх медленно уплывает вторая такая же фигурка – отражение в зеркале озерной поверхности. И если приглядеться, где-то совсем-совсем высоко можно разобрать смутное светлое пятнышко – запрокинутое лицо самого Ксанта. Красиво…
Пузырьков, кстати, над ней не наблюдается. Но хорошо это или плохо – сейчас не понять. Да и вряд ли она действительно сумела удержать в легких хотя бы немного воздуха после такого-то удара животом и грудью. Одна надежда – вдохнуть ей после такого тоже проблематично. Ладно, на месте разберемся…
Оттолкнувшись от каменистого дна, Ксант решительно двинулся вверх. Подцепил на полпути девицу – она не сопротивлялась, вяло тормозя о воду лишь в силу инерции. Вынырнул, шипя, плюясь и гримасничая от боли в ушах. На входе как-то не до того было, а сейчас вот припечатало – тут все-таки роста в три глубина, не меньше, перепад давления довольно чувствительный. По уму, так надо было не спешить с подъемом, выравнивая постепенно и стравливая через нос. Но кто знает, когда этой дуре в себя прийти заблагорассудится? Ладно, не смертельно…
К берегу он плыл, работая ногами и одной рукой – на второй безвольным кулем висела обморочная девица. Это хорошо, что в себя она так и не пришла, а то могла бы и потопить сдуру. Пока – хорошо.
Но сучка, даже будучи выволочена на берег, признаков жизни по-прежнему не подавала. Похоже, наглоталась все-таки. Скверно. Ксант вздохнул и перевалил ее безвольное тело лицом вниз, животом поперек своего выставленного колена. Резко надавил между острыми лопатками. Потом еще раз.
После третьего толчка девица булькнула и выдала струю воды. Закашлялась, отплевываясь и слабо трепыхаясь. Ксант бесцеремонно скинул ее на прибрежную гальку. Теперь уже не помрет.
– Извините, – пискнула девица. С трудом взгромоздилась в коленно-локтевую позу. Дернула облепленным черными шортами острым задиком, выгнула спину горбом так, что сквозь мокрую майку проступил каждый позвонок, и выдала еще струю воды. Закашлялась. Повторила совсем тихо. – Извините…
Ксант сморщился, словно разжевал целую горсть еще не тронутой морозом болотной рдянки.
Вон оно. То самое, из-за чего с ними со всеми совершенно невозможно иметь дело. Нет, не ее состояние – коты, бывает, тоже блюют. И, между прочим, далеко не всегда делают это относительно чистой озерной водой. Давеча, помнится, Тим ягодной браги перебрал… Ох, как же его потом чистило! Красивым таким красно-фиолетовым фонтаном. Просто любо-дорого посмотреть! Но он хотя бы не извинялся при этом.
А эти… Они готовы извиняться с утра до вечера, заранее чувствуя себя виноватыми во всем подряд. И перед всеми подряд. Так и хочется пнуть. Прямо по виновато выгнутой спине и пнуть – раз виновата, так получай!
Нет, конечно, котов тоже иногда пнуть хочется. И еще как хочется! За наглость, за вечное хамство, за мелкое подличанье, за учиненную лично тебе гадость. Тима того же, например, очень даже хорошо тогда попинали. Прямо по наглой рыжей морде. За то, что он любимую лежанку Степана своим дальнобойным фонтаном загадил. Степан как раз и пинал – другим-то зачем связываться? Не их же лежанка.
А вот любую собаку пнуть хочется всегда. И всем. За эту их вечную готовность извиняться. За неизбывно жалобный взгляд. За постоянное желание услужить. За то, что они – собаки, и этим все сказано…
– Извини, – повторила меж тем девица в третий раз. И села, подняв на Ксанта жалобный взгляд. – Я тебя не заметила. Не думала, что тут кто-то… А ты кто?
– Я? Ксант! – ответил Ксант веско.
– Ксант?.. Это из какой сворки? Извини, я что-то тебя не припомню… – Она нахмурилась, потом просветлела. – Ой! Извини! Я поняла – ты из сторожевого поселка, да? Потому тут и оказался в такую рань… Я тебе помешала? Извини, я не хотела…
Ксант сморщился – скулы снова свело кислятиной. Если ее не прервать – она, пожалуй, заизвиняет его до жестокой изжоги.
– Я – кот.
Уррф! Как хорошо!
Сидит, молчит, глазенки вытаращила, хлопает ими и – слава тебе, о Первый Пилот! – молчит! Не извиняется. Счастье-то какое!
Спохватившись, поджала голые исцарапанные коленки, натянула на них майку. Даже порозовела слегка. Наверняка мамашка, сучка старая, много раз талдычила обожаемой доченьке, какие плохие мальчики эти ужасные коты. Так и норовят отобрать у породистой девушки самое дорогое!
Ксанту стало смешно. И даже немного жаль эту дуру – мокрую, дрожащую, со слипшимися волосенками и красными пятнами, вконец изуродовавшими и без того не слишком симпатичное личико. Ноги исцарапаны и перепачканы илом, одна сандалетка где-то потерялась. Знала бы она, насколько непривлекательно выглядит сейчас! Не то что порядочный кот – самый последний кобель, и тот не оскоромится! Может, если объяснить ей это – она успокоится и перестанет дрожать?
Пару секунд подумав, Ксант все же не стал ничего объяснять. Юную Леди подобное объяснение вряд ли бы успокоило. Скорее уж – наоборот. Сучка эта, конечно, далеко не Леди, но кто ее знает… Лучше не рисковать.