Котёл
Шрифт:
— Отрежь его, он ни на что негодный! — командовала молодуха, находящаяся в костюме Евы.
— Еще сотню прибавляю, потерпи. Он у меня такой, что не сразу становится боеспособным.
— Так надо было сразу привести его в боевое состояние, а потом вызывать цель.
Генерал Галатей пошел в свою палатку и начал готовиться к продолжению военного совета недалеко от военных действий. В это время на всех фронтах царило затишье. Солдаты утомились не только от жары, но и от недоедания. Перловая каша еще не была доставлена, что касается гречневой, то она полагалась
Раненые, которых, как правило, не увозили в лечебные учреждения, потому что они уже не представляли интерес для командования, ревели, кричали, требовали к себе внимания. Те, кто отходил в мир иной, представлял наибольший интерес: их зашивали молниями в черные мешки, выкапывали яму на пять, на десять человек и загребали без священника, без отпевания. Когда была
хорошая обстановка, когда присылали деньги, для умерших покупали гробы и отправляли по месту прежнего жительства — родителям, женам.
Спустя два часа после прибытия, Галатей послал своего водителя по палаткам с объявлением, что клубничка уже должна кончиться и их каждого с докладом, ждет министр Обороны с докладом в своей палатке.
Работники Генерального штаба, увешанные схемами, планами, отчитались быстра, а вот командующие бригадами, полками и объединениями особого назначения, отчитывались долго, бестолково, приводили в пример подвиги своих подчиненных, которые были совершены две недели тому и больше.
Министр давал накачку каждому по очереди и обязывал, несмотря на протесты по ошибке запускать снаряды с фосфорной начинкой по жилым кварталам, по детским садам, школам, институтам и даже академиям. Эти команды воспринимались с напряженным одобрением и тут же уходили в войска. Города без электричества и воды вновь начали освещаться смертоносными снопами, дугой ниспадающими с неба.
18
Доблестная украинская армия так уменьшилась в размерах, так убавилась в количественном составе, что некому было надевать рваные бронежилеты, если бы Пердуске закупил их на государственные деньги и послал на восток. Может, она пострадала в боях с собственным народом, разбежалась, не желая убивать этот собственный народ, но министр обороны схватился за голову, когда проводил смотр боевых отрядов, готовящихся к отправке на поле боя. В каждом взводе сиротливо стояли по одному по два солдата босые, в кальсонах и драной кепке задом наперед. Большинство солдат просто держали палки в руках, а те кто держал ствол от сломанной винтовки или автомата, высоко держал голову, щупая пальцами правой руки, застегнута ли ширинка на рваных кальсонах.
— Здравствуйте солдаты доблестных вооруженных сил неньки Украины! — громко произнес министр.
— Хотим есть, — хором ответили хромые, без одного глаза, без одной руки солдаты.
— Сегодня вас покормим. Помните: по две порции кушать нельзя, помереть можно от переедания, — произнес министр.
— Хучь на сытый желудок, потому как голодным чижело помирать.
— Где же остальные ваши однокашники-
— Вона на полях лежат. Хоронить некому. Большинство мертвы, но есть и живые, следовало бы их в гошпиталь отправить, может кто бы и выжил.
От такой картины министру стало дурно, он едва устоял на ногах. Но он извлек мобильный телефон и нажал на волшебную кнопку:
— Господин президент, Пердуске- Хальцман! Дорогой! Надо пополнить ряды вооруженных сил! Надо накормить ребят хоть гнилой картошкой. Иначе погибоша. Парада победы в Севастополе не будет, нам его не видать, как свинье своих ушей. Слава Украине!
Министр все время повторял эти слова вслух, как священник молитву. Надо ехать к Пердуске-Хальцману, он более профессиональный разведчик, чем Наливай Разливайченко, хотя стаж работы на американскую разведку одинаков.
Только в четыре часа дня Галатей стоял по стойке смирно в приемной президента, ждал вызова. Он забыл все, что хотел сказать, кроме самого важного предложения: парада победы в Севастополе не будет. Но и то хорошо, а то пришлось бы просто мычать.
Пердуске понял, что министр волнуется. Это было видно потому, как дрожат у генерала колени, как танцует нижняя губа, как дрожат пальцы на руках.
— Смирна! Не волноваться! Слава Украине!
— Слава Бекини-микини! Не дрожать! Вспомнить, зачем я сюда пришел! Ать-два!
— А теперь по порядку. Что у вас там случилось, сколько террористов взято в плен-
— Целая армия. Но и наша армия в плену. И еще кажись одна и того уже три армии в плену. Некому держать автоматы в руках, некому надевать бронежилеты, каски и прочее обмундирование. Нет ложки, вили, тарелки, нечего туда положить, солдаты едят человеческое мясо убиенных гражданских сепаратистов. Тайно, чтоб никто не знал, никто не видел. Предлагается срочно объявить мобилизацию от пятнадцати до девяносто лет. Инвалидам, если у них нет палки, выдать палки и по одному американскому пайку. Где американские пайки- Коломойса ими торгует по завышенной цене, а мои солдаты мрут голодной смертью.
— Что, так серьезно- Эй, Дырко Затычко, соедини меня с Кроликом. Кролик- Шалом, Кролик! Объявляется всеобщая мобилизация мужского населения. К Трупчинову- Ну, позвони ему сам, мне некогда, у меня министр Обороны, у него припадок на нервной почве, должна Скорая подъехать. Давай, потом доложишь, шалом.
Тут же собралась Верховная Рада на внеочередное заседание. Это была жалкая кучка профашистского отребья, поэтому решение о всеобщей мобилизации и кормлении солдат сырой свеклой было принято спешно, единогласно в течение трех минут под бурные аплодисменты и криками Слава Украине!
Закон, принятый Верховной Радой и подписанный президентом был разослан во все военкоматы страны, во все штабы дивизий и наделал там много шуму. Все испугались, что американские пайки будут заменены сырой свеклой.
Пошли повестки призывникам, но ни один призывник не откликнулся на эту повестку. Каждый призывник и его родители читали между строк этой повестки: война на Востоке требует пушечного мяса, пополните его, отдайте свою жизнь за киевскую хунту, состоящую из одних жидов, потому что все украинские евреи уехали в Израиль. И все мужское население Украины сказало нет киевской хунте.