Котёл
Шрифт:
Не шибко прозорливая Нуланд, словно не слышит ястреба Маккейна и снова переходит на пирожки.
— Вы не отвечаете на мой вопрос. Дайте ответ на мой вопрос, — не отстает Джон Маккейн. — Я же вас выдвигал на эту высокую должность, которую вы сейчас занимаете. А это высокая должность. Занимать бабе такую должность — это высокая честь. Скажите, почему российский рубль дорожает по отношению к доллару-
Нуланд на такой вопрос ответить не может даже если ей будут грозить лишением жизни. Она начинает мурлыкать, а потом снова переходит к украинскому Майдану.
— Хорошие ребята, правда, от них дурно пахло, но они же славяне, дикий народ, не моются,
— И мой вопрос провалился, — говорит сам себе Джон Маккейн. — Одни провалы, сплошные провалы. Не везет Америке, черт возьми. Надо браться за оружие, даже за ядерное.
Бардак Омама не присутствовал на дебатах в конгрессе, ему мочили лоб полотенцем, он дурно спал эту ночь, все думал о России, как ее наказать, какие санкции к ней применить. Уже так много было сделано: запрет на въезд чиновников из России посетить великую Америку, но эти чиновники встретили этот запрет с иронией, сказали, что и не собираются в гости к янкам, им и дома хорошо. Заморозка счетов тоже не дала желаемых результатов: все, что заморожено размораживается со временем само по себе. Средства массовой информации Америки долдонят об агрессии России, но в самой России эту прессу не читают, а когда смотрят ответные телеудары, только наполняются злобой по отношению к нему, Бардаку и возвеличивают Путина.
Что делать- Может совершить вояж по западной Европе и Азии, накачать их, сплотить, посеять семена ненависти к русским- Я же обещал: Россия дорого заплатит за аннексию Крыма. Вот пусть и платит. Крым…, какие там красивые пляжи, даже в Африке таких нет. Я был в Крыму еще ребенком. Мой отец Бурдалак Оймама, не Бардак, это я Бардак, был истопником на барже и меня с собой прихватил. Мы зашли в Крымскую бухту. Светало. Огни дремлющих кораблей, как бы говорили: не задень за корму. Я испытал такое блаженство, особенно когда отец накормил меня плохо сваренным рисовым супом. А теперь этот полуостров…мог бы быть моим, американским и я мог бы построить там ранчо. А русский медведь отобрал и даже не спросил разрешения у меня, неординарного Бардака.
Когда мокрое полотенце на горячем лбу совсем высохло, Бардак принял сидячее положение и будучи рад, что мозг по-прежнему в рабочем состоянии, решил осуществить вояж в Европу. Надо прощупать, что думает Ангела Меркель, француз Оланд, эти два кита Евросоюза, а что касается остальной мелкоты, типа Латвии, Эстонии или Румынии, стоит ногой топнуть и они все падут на колени, низко опустят головы и дружно произнесут Оккей.
Когда вошла женщина лет тридцати в белом халате Моника, чтобы сменить тряпку на лбу и увидев его сидящим, пришла в ужас.
— Вам надо немедленно лечь.
— И тебе надо лечь, — сказал Бардак.
— Вы с женой в разводе, я это знаю, а отсутствие секса для такого великого человека как вы Бардак, отрицательно влияет на вашу работоспособность. А это… это приводит к тому, что такая великая страна, как США остается без управления. А вдруг тайфун, а вдруг русские ракеты. Что мы, сиротки будем делать, а, Бардак-
— Вот видишь. От тебя зависит судьба Америки. Снимай одежду.
Моника была в растерянности. С одной стороны его тело так дурно пахло, что вся прелесть интима могла быть сведена к нулю, с другой стороны судьба Америки не могла ей быть безразлична. Она уже расстегнула верхнюю пуговицу на кофте, как влетел Джон Маккейн. Он сразу начал рубить из-за плеча. Нуланд — дура, она не видит на полшага перед собой, все перепутала. Музычко, выдающегося сына Украины кокнули за просто так, а он, Маккейн, строил относительно Музычко далеко идущие планы.
Моника обрадовалась такому повороту событий и выскочила из покоев президента.
— Послушай, Джон, друг! Я отправляюсь в Европу, а потом и в Азию. Я должен прощупать эту курицу Меркель, этого гомосека француза Оланда, мне надо знать, не изменили ли они своего негативного отношения к России, а то… стали раздаваться голоса журналистов в Германии, что дескать санкции по отношению к России невыгодны Германии. А за Германией следует и Франция. Надо мягко, осторожно на них надавить.
— Так в Евросоюзе 27 стран, что с ними ты будешь делать-
— Топну ногой, сначала левой, а потом правой. Мелкота одним словом. Каждая страна меньше одного нашего штата. Когда я там бываю, у них дрожат колени, губы и трясутся руки. Мне все время говорят одно и то же- ес, ес, ес.
— Смотри, Бардак, про рубль там не забудь. Задави его, да так, чтоб он ничего не стоил, карточки все заблокируй, счета заморозь, пусть богачи превратятся в нищих, а Путин приходит к нам с протянутой рукой.
— Ты, Джон Маккейн, умный человек. Если бы не был моим оппонентом, я взял бы тебя к себе.
— Нет, не получится: я с темнокожими не вожусь. Если хочешь, возьми меня с собой в Европу, я буду тебя критиковать, иногда и поносить, а ты меня хвали, хвали, и наша популярность в народе достигнет космических высот.
— Когда наши войска будут маршировать по Красной площади в Москве, я возьму тебя в Россию.
— В эту дикую страну- Да ты что- там на верблюдах передвигаются.
Конечно, разговор двух умных людей может войти в историю, если американские журналисты все еще не смогут открыть глаза и посмотреть, что творится в реальном мире, а будут сидеть в бункере без окон и света и строчить всякие дешевые статейки о величии Америке и ее выдающегося президента Бардака Омамы.
Может, сами того не зная, американские журналисты, получая баснословные гонорары за свои сочинения основанные на бесстыдной лжи и двойных стандартах, служат хорошим примером для подражания. К примеру в Украине средства массовой информации за несколько дней превратились в потоки лжи и фальши, а журналисты, словно их подменили запросто называют мужественных людей сепаратистами, убийцами в то время, как киевская хунта послала на землю этих сепаратистов танки, самолеты, пушки и БТРы. Если в Одессе сжигают бандиты живых людей, то украинские журналисты пишут: они сами себя сожгли. Ложь рождает лож, убивая правду.
9
Прежде, чем отправиться в очередной вояж по Европе и Азии Бардак Омама, вызвал Госсекретаря Джона Кэрри для обычной в таких случаях накачки, но в виде милой беседы, в которой содержались пункты обязательного, в крайнем случае желательного исполнения. Джон Кэрри не блистал ни умом, ни внешностью: его голова вместе с подбородком походила на перевернутую грушу хвостиком вниз. Судя по его постоянному грустному выражению лица, этот природный изъян угнетал его, словно ему отрезали ногу по колено и он может передвигаться только при помощи костыля. Чувство обиды подогревалось абсолютным безразличием к нему как мужчине со стороны прекрасного пола. Если Бардак всегда раскрывал рот, даже на полет мухи, обнажая белоснежные зубы и не обращал внимания на то, что его рот становится шире, то Кэрри всегда держал рот закрытым, а губы немного сжатыми.