Котёнок на тропе войны
Шрифт:
— Коля! Ну, что ты напал на бедного мальчика. Он… Он так помог нам. Он заступился за нас.
Милиционер немного потупился.
— Да, я…
А женщина подошла ко мне и просто поинтересовалась:
— Ты куда идёшь? Ночью у нас автобусы уже не ходят. У тебя есть кто-то нашем городе?
— Нет. Я тут никого не знаю. А иду… Наверно в сторону большого шоссе. Мне надо добраться в Ивановскую область. А на шоссе я могу поймать попутную машину.
— Ночью? Ты скорее под машину попадёшь, чем тебя кто-то подвезёт. Давай. Ты поедешь с нами. У нас переночуешь, а утром… Утром Коля тебя подвезёт до поста ГАИ. А там, тебе помогут. Найдут
Милицейский лейтенант, только кивнул в ответ.
Вот это расклад. Что бы это значило?
— Мне не очень-то удобно. Вы меня даже не знаете и вот так просто приглашаете к себе домой незнакомого человека?
— И не спорь! — безапелляционно заявляет строгая дама. — Садись в машину!
Скинув рюкзак с плеча, я сажусь на заднее сиденье, слегка придавив сидящих там девчонок. Они смотрели на меня очень настороженно. Взрослые сели спереди. А Коля, ловко переключая передачи, повёл машину по ночным улицам Орехово-Зуева.
Глава 2
Девочку со скрипкой мы высадили у одиноко стоящего на окраине частного дома. Её встречали родители. Маленький толстый мужчина. Из его достоинств можно было выделить плешь на полголовы и выдающийся нос. Полноватая женщина, типичная «еврейская мама» закидала свою дочь сразу миллионом вопросов? «Как всё прошло, Софочка? Тебе дали там поесть? Ты не замёрзла… и т. д. и т. п.» Вопросы не кончались. Было видно, что девочке было не очень комфортно от такого показного внимания со стороны заботливой мамы.
Не задерживаясь, мы отправились дальше. Коля привёз нас к новому девятиэтажному дому с одним подъездом.
— Ты езжай, Коля. Мы тут сами разберёмся.
— Но…
— Не спорь. Ты утром заедешь?
— Да. После развода, часов в десять нормально будет?
— Нормально. Можно и попозже. Я выходная, а Ленка в школу не пойдёт…
— А…
— Всё. Езжай, Коля!
Бросив на меня типично ментовской прощупывающий взгляд, лейтенант-Коля, хлопнув дверью, завёл машину. Не успел жёлтый «Москвич» скрыться за углом, а строгая дама уже сказала: «Пошли!» и вошла в подъезд. Закинув рюкзачок на плечо, я пошёл вслед за неё. Та, кого в разговоре назвали Ленкой. Уже скакала по ступенькам впереди нас.
Мы поднялись на лифте до шестого этажа. Крайняя слева от лифта квартира встретила нас тишиной. Нас явно там никто не ждал.
— Раздевайся, проходи на кухню! — это, обращаясь ко мне.
— Ленка! В ванную! — это уже не мне.
— Ну, мам.
— И не спорь!
Значит всё-таки мадама — это мама. Без строгого пальто, она оказалась довольно стройной, но не худой, женщиной лет тридцати. Спортивная такая тётя.
Я повесил куртку на вешалку в прихожей, а кепку бросил на верхнюю полку. Ботинки на обувную полочку. Рюкзак просто оставил на полу у входной двери.
— Вон тапочки…
Мне достались растоптанные тапочки на несколько размеров больше чем надо… Видимо специальные, гостевые.
Всё кругом было до боли знакомо. Сколько я видел таких квартир. Вполне упакованных по советским меркам, но всё же бедноватым по меркам моих двадцатых годов двадцать первого века.
На кухне я сразу же прошёл к мойке и тщательно вымыл руки с мылом, чем заслужил одобрительный взгляд хозяйки квартиры. Ну а потом я уселся на табуретку у кухонного столика и молча наблюдал, как накинувшая кухонный фартук гостеприимная женщина суетится между плитой и холодильником. Холодильник я узнал сразу. Это был именно тот, который стоял на моей кухне в моём детстве. Первый прямоугольный холодильник ЗИЛ. Я помнил его до мельчайших деталей. Оставаясь один после школы, я из него извлекал то, что оставляла мне мама на обед. Кастрюльку с супом. Или ещё чего вкусного. А ещё, проявляя самостоятельность я уже в первом классе стал сам себе делать яичницу с колбасой или просто поджаривал гренки из чёрного хлеба на подсолнечном масле. Родители работали долго. Мама в семь приходила с работы, а папа и того позже. Когда как… Ну а я кулинарил от души в меру своих детских разумений. Делал блинчики, жарил картошку с луком… Нет. Тут я соврамши. Лук я тогда ещё не любил. Просто жарил картошку. Нарезал тонкими дольками и жарил с солью…
Почему-то мне стало по-домашнему уютно. И эта кухня… И эта женщина, нарезающая сейчас бутерброды.
— Как я могу к вам обращаться?
— Меня зовут Ирина Анатольевна. А тебя?
— Саша.
— Ты сам откуда?
— Сейчас или вообще?
— Да… Давай мы сначала попьём чаю, а потом ты подробно мне расскажешь о себе. Если, конечно…
— Хорошо. Давайте начнём с чая.
Она мило улыбнулась. Странно. В ней почти совсем не осталось той напускной строгости, которая была раньше. Видимо Ирина дома и Ирина Анатольевна вне дома — это два разных человека.
Чай был вкусный. Индийский. Со слоном. Хозяйка заварила его в маленьком фарфоровом чайничке. А уж потом после того, как были готовы бутерброды с докторской колбасой, и на столе появилась хрустальная вазочка с шоколадными конфетами, разлила по небольшим чайным фарфоровым чашкам.
Я никогда не любил этот чайный ритуал при приёме гостей в советские времена. Из сервантов появлялись красивые чашечки из сервиза. Обычно эти сервизы изображали музей тщеславия, красуясь за стеклянной витриной полированных шкафов. Я всегда любил простой бокал объёмом примерно триста пятьдесят миллилитров. Кружку скорее всего. Но не железную эмалированную или алюминиевую кружку. Это, скорее всего ближе к деревенскому быту. Кружка должна быть или стеклянной, или керамической. Я не буду долго обсуждать разницу между фарфором и фаянсом, но скорее всего я в своём будущем чаще пользовался фаянсовыми кружками. И они меня вполне устраивали и по объёму и по качеству.
Но сейчас передо мной стояла симпатичная фарфоровая чашечка с ажурной ручкой. Для моей нынешней девичьей руки в самый раз. Но не моё… Как ни крути.
Заметив мой слегка иронический взгляд на чашку с чаем. Ирина Анатольевна спросила:
— Что-то не так?
— Нет. Спасибо! Всё нормально. Просто боязно пользоваться такой красивой хрупкой чашечкой. Боюсь сломать или разбить.
А у неё и смех замечательный, мелодичный, как звон колокольчиков.
— Не бойся! У меня ещё есть… Но это не значит, что надо всё обязательно бить и ломать…
— Я постараюсь.
Чай был обжигающим, и я подул на него. Взяв шоколадную конфету из вазочки, я развернул фантик и откусил половину. Конфета была из разряда больших. Та самая знаменитая «Ну-ка отними!». На фантике девочка дразнит конфетой собаку. Что сказать? Вкусно. Как в детстве.
Запивая конфету чаем, я внимательно наблюдал за женщиной, а она так же наблюдала за мной. Эти гляделки длились и во время поедания одного из бутербродов. Прервалось наше обоюдное разглядывание лишь когда из ванной появилась Ленка в ситцевом халате.