Котов обижать не рекомендуется

Михалкова Елена Ивановна

Я рукой взмахнула, семга с бутерброда взлетела – и бац этому Олежеку на ботинок. Он, бедняжка, так рассматривал свою ногу, будто на нее чайка нагадила. А я тоже рассматриваю и думаю: «Вот же черт! Последний бутерброд!»

– И что? – засмеялась Света, представив эту картину.

– Что-то… Пришлось сыром закусывать. Представляете: водку – под сыр!

Лера скривилась от отвращения.

– Нет, я про Рыбакова. Что было дальше с вашим знакомством?

– Да какое тут может быть знакомство! Он что-то процедил, собрал мою семгу салфеточкой с ноги и ушел. Наверное,

запомнил меня как дуреху, которая сначала испортила выступление, а потом его ботинок. А у меня вообще не было никакого желания продолжать. Зачем мне какой-то старый мужик? Целых сорок лет! Я тогда не знала, кто он такой. И вообще была такой дурой набитой, просто ужас! Прямо страшно представить.

– И больше вы с ним не встречались?

– Видела его несколько раз на всяких мероприятиях. Но мы, по-моему, даже не здоровались.

– Почему?

– Я не здоровалась, потому что мне было стыдно. Я ведь перед ним тогда даже не извинилась. А он – потому что не узнал меня. Вот и все наше общение.

Света успокоилась, но не до конца. Девушка могла и врать.

«Но ее слова легко проверить. Достаточно спросить людей, хорошо знавших Рыбакова. Их несложно найти».

– Мне жаль, что я не смогла вам помочь. – Лера с вежливой улыбкой открыла дверь, недвусмысленно намекая на то, что время истекло. – Но я и в самом деле ни о ком не знаю. Могу только поделиться последними сплетнями, но вас ведь не это интересует.

«Конечно, не это, – про себя согласилась Света. – Меня интересуют не последние, а хорошо выдержанные, проверенные временем сплетни».

– Вот если только… – начала Лера и умолкла.

Света сдержала рвавшийся с губ вопрос. Если только – что?

– Я вот о чем подумала… – решилась Лера. – Вам обязательно, чтобы о наших актерах рассказывал кто-то из своих?

– Видите ли, журналу требуется мнение человека, знакомого с «Хронографом» изнутри.

– Да-да, я так и поняла. Но этот человек обязательно должен быть из актеров, которые сейчас работают в театре?

– Вовсе нет. Лера, у вас есть кто-то на примете?

Девушка помялась.

– Я боюсь вас к нему отправлять! Но больше никто не приходит в голову, честное слово.

– Почему боитесь?

– У него характер… Непростой, в общем, характер. Даже, честно говоря, склочный.

– Склочный характер – это еще не самое страшное, – успокоила Света. – Кто он такой, этот загадочный мужчина с непростым характером?

Лера поколебалась немного. Понизила голос, будто опасаясь вызвать злого духа:

– Якобсон. Марк Самуилович. Только я вам этого не говорила!

Выйдя от певицы, Света сразу полезла в сумку за блокнотом. От стены отделилась высокая тень и шагнула к ней.

– Хочу записать, пока не забыла. Запоминай: Марк Самуилович Якобсон. Живет где-то на Баррикадной.

– Запомнил, – сказал Дрозд. – Можешь не записывать, у меня память хорошая.

Но Света все-таки вывела на белой страничке имя того, кто мог им помочь.

– Зачем ты вообще носишь с собой блокнот? У тебя же в телефоне есть функция записной книжки, можно пользоваться ею.

– Ты,

когда тексты песен придумываешь, тоже записываешь их в телефон? – поинтересовалась Света.

Дрозд засмеялся и покачал головой.

– Вот и я не буду. И так целыми днями за компьютером, скоро совсем утрачу навык письма от руки.

– Пойдем. – Лешка взял ее под локоть, но направился не к лифту, а к лестнице. – Ты подозрительно быстро вышла. Визит был неудачным?

– Отчасти. Сама Лера ничего не знает и никого описать не может. Она здорово не любит Стрельникову, но при этом о ее личной жизни не имеет понятия.

– Или не хочет распространяться.

– Может и так. Но она подсказала, кто знает больше.

– Ты свалила свой интерес на журнал?

– Нет, я сказала, что меня пытались убить, и теперь мы мечемся по городу в поисках человека, который выложит нам подноготную «Хронографа» и живописует все дрязги, происходившие в его стенах.

– Так и сказала? – поразился Дрозд и встал, как вкопанный.

Света тоже встала, потому что он по-прежнему держал ее за локоть.

– Господи, Леша, конечно, нет! Я объяснила, что журнал собирается выпустить большую статью или даже цикл статей об их театре. И пробует почву.

– Твоя певица не поинтересовалась, почему почву пробует фотограф, а не журналист?

– Нет. Ей, кажется, было совсем не до меня.

Дрозд вгляделся в ее лицо и с неожиданной проницательностью спросил:

– Тебя что-то беспокоит?

– Помимо того, что меня два раза пытались убить и, скорее всего, попытаются третий? – невесело пошутила Света.

– Угу. Помимо.

– Эта девушка, – созналась Света. – Не могу объяснить, почему. Она была очень напряжена во время моего визита, и у нее несколько раз менялось настроение. То она мрачная, то уже веселая и оживленная. Сначала не хочет беседовать, потом становится разговорчивой и вдруг вспоминает, что ей пора бежать.

– Под кайфом? – деловито уточнил Дрозд.

– Что? – Это объяснение не пришло Свете в голову. – Нет… То есть, я не знаю. А как определить?

– Самое простое – по глазам. Зрачки расширены или, наоборот, сужены в точку. Еще белки могут быть красные после марихуаны.

– Зрачки обычные. А белки красные, да!

– Этого недостаточно. Белки краснеют и после бессонной ночи. А вела она себя как? Не заторможено?

– Да нет, кажется…

– Может, дурашливость странная?

– Тоже нет. Меня что-то смутило в ее поведении, но что – не пойму.

Они спустились на первый этаж, и Дрозд приказал, придерживая дверь подъезда:

– Постой пока здесь, не выходи.

– Это почему?

– Потому! Слушайся старших.

Он быстро высунулся наружу и через полминуты заглянул обратно:

– Путь свободен, мадам.

Оказавшись на улице, Света прищурилась от солнца.

– Опять день будет жаркий, – недовольно сказал Дрозд. – Да что ж такое…

Навстречу им, тяжело вздыхая, прошли дама с болонкой, еще пятнадцать минут назад бывшей белого цвета. В парке болонка явно повстречалась с очень грязной лужей и часть этой лужи теперь гордо несла на себе.