Котяра
Шрифт:
В груди снова зажигается трепещущее пламя. Полыхает на вершинках. Опускается ниже, прямо туда… Это оно. Сексуальное возбуждение.
Меня даже не ласкают нетерпеливые пальцы и горячие губы. Я просто смотрю на спящего мужчину и чувствую, что хочу… Это безумие! Это все наглый мартовский Котяра с его похотью. Наполнил мою кухню своими развратными флюидами. Надо это немедленно остановить. Я же не собираюсь…
Надо разбудить и выставить за дверь этого слишком соблазнительного Кота!
–
Я присаживаюсь рядом и опускаю руку ему на плечо. Легонько постукиваю.
– Костя! – произношу уже громче.
Он издает какой-то хриплый звук. Переворачивается на спину. Но глаза не открывает. Вместо этого он берет мою руку и кладет ее себе на… да, прямо туда! И я чувствую, как под моей ладонью быстро и угрожающе набухает огромный и твердый… Мамочки!
Я пугаюсь и пытаюсь высвободить руку, но Кот сжимает ее крепко. А его хвост стал просто железным и как будто даже прорывается сквозь брюки…
Его вторая ладонь ложится мне на шею, он как будто наклоняет меня вниз. Что он делает вообще?
Глава 16
Костя
Ее пальцы на моем члене. Сжимают и ласкают его. Она хочет меня. Она вчера была готова на все. Но я… Мля!
Её губы тянутся к нему. Она хочет взять в рот. Я знаю. Я чувствую.
И я пиздец как хочу ее!
В штанах пожарище. Но это норм. Так и должно быть. А вот адский огонь в желудке… Это отстой.
И в это едкое пламя кто-то подливает кислоты. Снова и снова. Больно и тошно, так, что охренеть… Но пофиг. Просто не буду обращать внимание.
Я держу ее за шею, расстегиваю штаны. Слегка приоткрываю веки и меня резко ослепляет. И сразу по башке бьет чугунным молотом. Мля, кто включил такой яркий свет? Выключите его нахрен!
А, впрочем, пофиг. Все пофиг. Просто хочу, чтобы она отсосала. И жизнь сразу наладится. Уверен в этом.
Начинаю расстегивать штаны. Член разрывается. В желудке полыхает. И, что самое поганое, этот пожар движется вверх. Стремительно. Как лавина. Бля. Походу, я сейчас… Фак!
Я резко вскакиваю. На всех порах ломлюсь в коридор. Вчера я заходил… Где-то здесь была дверь… Чуть не срываю ее с петель. Вламываюсь в ванную. Захлопываю дверь за собой. И меня выворачивает над унитазом. Изрыгаю жидкий огонь и все, выпитое вчера.
Мля… Жесть.
В жизни так не лажал. Ни разу!
Умываюсь. Нахожу зубную пасту и кое-как чищу зубы пальцем. Лезу под ледяной душ, стучу зубами и трясусь, как сучка. Все равно хреново. Башка раскололась, как арбуз, и, походу, склеить эти две половинки не вариант. Согреваюсь теплой водой, вылезаю из ванны, нахожу какое-то розовое полотенце. Пахнет
Но, мля, надо выбираться. Надо смотреть в глаза училке.
Мокрый и жалкий, как обгадившийся котенок, выползаю из ванной. Пытаюсь пыжиться и как-то держать рожу, но, проходя мимо зеркала в прихожей вижу – я жалкий обсос. И училка это видит. Смотрит сочувственно.
– Что, плохо?
– Нет, мля, кайфанул над толчком.
– Чего сразу грубить-то?
– Двойку мне по поведению влепи! – огрызаюсь я.
И падаю на этот гребаный диван. На котором я хрен знает как оказался сегодня утром.
Помню, что мы с ней активно сосались на свадьбе. И я уже ласкал ее сосочки. И жопка эта в бабкиных панталонах была в моих руках.
Что пошло не так?
А, точно. Три беременные клуши. Совали свои любопытные клювики в наш жаркий тет-а-тет. Их что, свои мужики не трахают? Че, мля, за нездоровый интерес к чужой личной жизни?
Ника, тем временем, бодро щебечет, как заводная канарейка.
– Кофе будешь? Или тебе лучше чай? Я омлет сделала. И тосты.
– У тебя что, голова не болит? – не выдерживаю я.
– Да нет. С утра болела немного, сейчас прошла.
– Ведьма! – вырывается у меня.
И я не могу контролировать злость в голосе.
Пять бокалов настойки выжрала, и хоть бы что! А я… да я столько же выпил! Ну, если не считать того, что было потом. Кабан еще в прошлый раз говорил: нельзя мешать. Мол, если чистую пить, то даже похмелья не будет. Просто дурь и веселье на всю ночь без последствий. А вот если смешать…
Я хренов джентльмен. О даме позаботился. Не дал ей намешать. А сам… Идиот.
– Будешь омлет? – снова пристает Ника.
– Хочешь, чтобы меня опять вывернуло?
– Не хочу… Да я вообще не знаю, что тебе надо в таком состоянии! – обижается она.
– Просто пристрели меня, – со стороном выдыхаю я. – Или дай чего-нибудь обезболивающего. Есть какой-нибудь антипохмелин?
– Нет… У меня тут аптека рядом. Я схожу.
И она уходит.
А я… просто хочу сдохнуть. Не только от раскалывающей башку головной боли. Но и от невыносимо острого ощущения своего фиаско.
Ладно, там, на свадьбе, мне три клуши мешали. А дома-то кто не дал мне трахнуть училку? Почему я оказался на диване в кухне, в то время как она целомудренно спала в своей постели?
Ни хрена не помню. Закрываю глаза, пытаюсь сосредоточиться – перед глазами только ее губы. И бокалы с шампанским. И, почему-то – бордовый бархат. И крики: “Горько!”. Что, впрочем, вполне естественно на свадьбе.
Ника возвращается. Дает мне таблетки. И ставит на стол бутылку с белой мутной жидкостью.