Коварная красотка
Шрифт:
Он был не очень высок и болезненно худ — прекрасно сшитый костюм подчеркивал его худобу, и я подумал: что он делает вместо того, чтобы есть? Его каштановые волосы выглядели безжизненными и вполне соответствовали лицу — белой как мел коже и мертвенным глазам, похожим на дырки, выжженные сигаретами в листе рисовой бумаги. Тонкие, как лезвие ножа, губы разошлись в улыбке, открыв крупные белые зубы — казалось, ему требовалось собрать все силы, чтобы удержать их в деснах и не дать вывалиться.
— А чего бы ты хотел выпить, Бенни? — вежливо
— Я согласен выпить то же, что и ты, Уиллер, — ответил он. — И ты можешь называть меня Бенни.
— Я пью виски со льдом и капелькой содовой, — сказал я.
— На мне можешь содовую сэкономить, — поморщился он. — А ты тут неплохо устроился: музыка, диски и все такое. Я знавал когда-то даму, которая с ума сходила по этим дискам.
— Ну и что же с ней стало? — Я на миг оторвался от приготовления напитков. — Какова мораль сей басни?
— Откуда я знаю? — Он пожал своими узкими плечами. — Она и в самом деле свихнулась, но мне-то что за дело — после того, как вмешались парни в белых халатах.
Я протянул ему стакан.
— А ее, случайно, звали не Лили Тил?
Опять на мгновение показались выступающие вперед зубы.
— У тебя, Уиллер, в мозгу всего одна извилина: кто о чем, а ты все о своем. Ладно, я тоже хотел об этом поговорить. Зачем?
— Что «зачем»?
— Зачем ты так стараешься приплести Гроссмана к делу этой пропавшей девицы?
— Потому что полагаю, что он в нем замешан.
Ламонт неторопливо плюхнулся в близстоящее кресло.
— Я проделал дальний путь ради этого разговора, — сказал он. — Так что давай не будем прикидываться шлангами, а?
— А кто прикидывается-то?
— Ты, — решительно бросил он. — Что у тебя есть против Гроссмана? Хочешь доказать — он важная шишка, а ты еще важнее? Чем крупнее люди, тем суровее ты их наказываешь? Или не можешь вынести, когда обнаруживаешь, что крепкий парень, к тому же полицейский, не в силах с чем-то справиться?
— Весь этот психоанализ я получаю бесплатно, — спросил я, — или ты назовешь цену? Может быть, мне лечь на кушетку и рассказать тебе о том, что все в моей жизни изменилось с той поры, как я задушил девушку, жившую по соседству?
Он сунул сигарету в угол рта, зажег ее и оставил свободно болтаться, будто предназначал ее для кого-то другого.
— А может, ты хочешь чего-нибудь до примитивности простого, Уиллер? — ровным голосом спросил он. — Я знаю, у меня есть такая дурная привычка — я всегда усложняю ситуацию. А ты, может, хочешь чего-нибудь очень обыденного, простенького, например денег?
— Допустим, что так, — сказал я заинтересованно. — Сколько можешь ты мне предложить?
— Ну, цена тебе ломаный грош, — ухмыльнулся он.
— Предположим, мне пригрезилось, что между исчезновением дамы и поддельным императором сахарного дворца существует связь. Почему тогда оно все так, скажи на милость?
— Что «почему»?
— Почему, если цена мне ломаный грош, Гроссман забеспокоился и прислал тебя сюда?
— Да ему просто интересно стало, — выпалил Ламонт. — Когда такой парень, как ты, наезжает на него без всякой причины, ему интересно узнать зачем. Это же Гроссман, — он постучал пальцем по своему виску, — это голова!
— А ты, Бенни? — поинтересовался я. — Ты кувшин?
— Я тоже голова, — он улыбнулся, — а еще любитель выпить. — Он с надеждой протянул мне пустой стакан.
Пока я готовил ему виски со льдом, он наблюдал за мной через свои две дырки.
— Я не отстану от Гроссмана, Бенни, — сказал я, подавая ему наполненный стакан, — пока не буду абсолютно убежден, что его и Лили Тил ничто не связывает. Так и передай.
— Передам, — небрежно ответил он. — А кто дергает за веревочку? Кто за тобой стоит?
— Никто, — ухмыльнулся я. — Пустота вокруг меня начиная с сегодняшнего утра так стремительно разрастается, что я не вижу на ринге даже рефери.
— Значит, ты сам по себе, один в поле воин? — Он опорожнил стакан и, оставив его на подлокотнике кресла, поднялся. — Может, это и так. Ты давно уже выкидываешь такие коленца, одинокий волк из бюро шерифа.
Он направился к двери.
— Благодарю за виски, Уиллер.
— Я страшно разочарован, Бенни, — сказал я, следуя за ним. — Никаких скрытых угроз, никаких «оставь это дело, или…» и все такое? Я надеялся, что ты хотя бы припугнешь меня скорыми похоронами.
Он открыл дверь и шагнул в коридор, моргая от дыма, попавшего ему в глаза из-за окурка, все еще висящего в углу рта.
— Я уже сказал, что Гроссману это все просто любопытно. И я ему сообщу, что ты всего лишь легавый, который сам не знает, что делает.
— И что потом?
— Проблем не будет, Уиллер, — на миг сверкнули его хищные зубы. — Мы что-нибудь придумаем, если понадобится. — Он потер воздух между пальцами, будто разминал его на мелкие кусочки. — Обязательно придумаем, не беспокойся!
Я закрыл за ним дверь, вернулся в комнату и поставил диск Фрэнка Синатры «Полетим со мною вместе». Фрэнку не нужно было просить меня дважды: я пристегнул привязные ремни раньше, чем он успел зафрахтовать самолет.
Около восьми вечера зазвонил телефон, и требовательный женский голос спросил:
— Лейтенант Уиллер?
— Именно. А кто это?
— Луис Тил. Я хотела узнать, очень ли вы заняты сейчас, лейтенант?
— Абсолютно свободен, — заверил я ее.
— Очень хорошо. — Теперь настойчивость в ее голосе приобрела несколько иной характер, он стал хрипловато многообещающим. — Сижу совсем одна в квартире и подумала, что нам, наверное, стоило бы еще раз поговорить о моей сестре. Я встретила вас тогда не слишком дружелюбно — это все проклятая мигрень, она всегда ужасно действует мне на нервы. Понимаете?